— Мы ни с кем не солидарны.
— Ладно. Сейчас Тифон придет. Расскажешь ему, как было.
— Дракон придет? — послышался взволнованный выкрик Ани.
В следующую секунду она была возле двери.
— Заходите.
В комнате густо пахло благовониями. На окнах болталась длинная тюлевая тряпка наподобие занавесок. Обживались.
До нашего прихода Яна, похоже, рисовала. Высокая бумажная лампа была придвинута к столику, а на нем начатый рисунок.
Как только мы вошли, Аня, перетащила лампу к зеркалу. Из вороха вещей достала косметичку.
— Я тебе не разрешала брать лампу, — сказала ей Яна.
— А с каких это пор я должна спрашивать разрешения?
— С тех, что я первая её взяла.
— А я первая забрала.
Говорили они таким тоном, словно ссорились ещё до нашего прихода. Яна покосилась на нас и промолчала, а заметив любопытный взгляд Дятла, пытавшегося рассмотреть рисунок, повеселела:
— Хочешь посмотреть?
— Если можно, — Дятел смущенно улыбнулся.
Как и обещал, он очень сильно старался молчать.
Она достала из-под подушки всю свою папку и позвала его на надувную кровать.
— Когда он придет? — спросила Аня.
— Скоро, наверное. Я минут двадцать назад звонил, они подходили. Подниматься могут долго. Нас сегодня побили и у него, кажется, рёбра сломаны. Болят сильно.
Аня застыла с карандашом в руках.
— Это хорошо.
— Чего хорошего-то? — удивился я.
— Боль — это очищение.
Я мигом вспомнил с кем разговариваю. Она закончила красить один глаз и приступила ко второму.
Дятел разглядывал рисунки с потрясенно-восхищенным выражением лица. Яна, склонив голову набок, была довольна произведенным эффектом.
— Мы Зою ищем, — сказал я Ане. — Скажи честно, она что-нибудь говорила о своих планах? Что хочет сбежать или сделать нечто подобное.
— Может, и говорила, — Аня нахмурила брови, припоминая. — Говорила, что ей надоело всё. Что она устала, и никто её не понимает. И что никому нельзя доверять. И что когда в тебе столько любви, которая никому не нужна, она начинает разрушать изнутри. Что любовь — это хищник и когда ей некем питаться, она пожирает тебя самого.
— Зоя не могла такого сказать. Про любовь. Это ты мне говорила.
— Послушай, я тебе передаю своими словами общий смысл. Если не хочешь, могу ничего не говорить.
Тут словно увидев что-то в зеркале, она начала пристально вглядываться в глубину его отражения. А потом, будто разглядев нечто, посветлела. Улыбнулась и помахала рукой тому, что там увидела.
Я тоже заглянул, но кроме её курносого носа, распахнутых глаз с огромными темными зрачками и переливающейся стены позади ничего не увидел.
Это было так странно, что я почувствовал острое желание поскорее уйти.
— Я хочу сходить на одиннадцатый этаж, — сказал я Дятлу. — Проверить, нет ли там Зои. Пойдешь со мной?
— Мы ещё не всё посмотрели, — запротестовала Яна.
— Я сейчас, — забеспокоился Дятел. — Досмотрю. Немного осталось. Не уходи без меня.
— Ладно, снаружи обожду.
Как только я вышел в темный холл, из полумрака своей комнаты выглянул Смурф. Он стоял возле двери и, похоже, подслушивал.
— Тифон придет, да? Хочет мне пакет вернуть?
Точно! Пакет. Из-за мыслей о Зое я постоянно о нем забывал.
— Как он у тебя оказался?
— Кто? Что? — начал косить под дурочка Смурфик.
— Откуда он?
— Этого я рассказать не могу, — Смурфик попятился. — Тифон придет. Я с ним поговорю.
— Нет, погоди, — я пошел за ним в комнату. — Это крымские колёса? Там в пакете?
— Без понятия.
— Где ты их взял?
— Чего доколебался? Деловой. Не понимаешь, что ли, что это профессиональная тайна. Своих поставщиков я никому не сдаю. Даже в ментуре.
— Из-за этих таблеток человека убили. И тот, кто тебе их дал, с этим связан. Поэтому Тифон тебе их не вернет, а отнесет в полицию. Иначе нас самих в этом убийстве могут обвинить.
— С ума сошел! — воскликнул Смурфик. — Какое в полицию? Вы чего? Меня ТТ и так пришить хочет. Это его пакет и ему нужно вернуть. Я когда брал его, не знал чей. А теперь не отдам — убьёт.
Я вспомнил сегодняшнее избиение, Смурфа можно было понять.
— Знаешь, что, — вдруг пришло в голову. — Тот покойник — отец сестер. Я сейчас пойду и скажу им, что ты знаешь, кто это сделал.
Услышав мою угрозу, Смурфик аж затрясся.
— Нет. Погоди. Не говори ничего. Умоляю, — он прикрыл дверь и тихо, но очень поспешно заговорил. — Они больные. Они на всю голову больные. С ними очень страшно жить. Они знаешь, как дерутся между собой? Как визжат? Они мне такие вещи рассказывают, такое говорят. Они своего брата убили, представляешь? Из ревности друг к другу. В лесу повесили. Не знаю, может, это и неправда, но мне почему-то кажется, что правда. А ещё они голые ходят по квартире.
Смотри, что мне сделали.
Он засучил рукав и показал на внешней стороне руки, чуть выше запястья выцарапанную надпись «Гном».
— Одна держала, а другая резала. Моим же ножичком. Швейцарским. Просто так. Ни за что. Если бы не тот пакет, да разве я бы терпел такое?
Смурф мог наплести что угодно, лишь бы получить пакет, но я и сам видел, как близняшки себя ведут и про повешенного брата слышал. И в том заявлении их отчима читал, что они психические и что их судили за убийство.
— Пожалуйста, не говори им ничего, — яростно зашептал мне в лицо Смурфик, у него изо рта неприятно пахло гнилыми зубами. — Они точно со мной что-нибудь ужасное сделают. Они только с виду безобидные, а на самом деле бешеные.
— Если скажешь, откуда пакет, не скажу.
Смурф вдруг отпрянул. В его щенячьих глазах сверкнула злость.
— А вообще, с чего бы им тебе верить? Я скажу, что это ты его прирезал и всё. Твоё слово против моего. Я про них ещё один секрет знаю, и они мне ничего не сделают. А ты — никто.
— Прирезал? Я не говорил про это.
Из глубины коридора послышался звон колокольчика. Смурфик бросился к лампе и выключил свет.
— Спрячься. Мы не знаем кто это.
Я был уверен, что это Трифонов с Яровым, но всё равно прижался к стенке возле двери.
Подождали немного, но никто не появился. Выглянул за дверь — тишина.
Зашел к близняшкам. Яна по-прежнему сидела рядом с Дятлом. Ани в комнате не было.
