Увидев меня, Дятел встрепенулся, будто его за постыдным чем-то застукали.
— Я сейчас, Никит. Ещё пять минут.
— А где Аня?
— Дракона встречать пошла.
Очень удачно, что она свалила. Я подошел к ним, сел на корточки, рядом с Яной. И попытался говорить как можно добрее и ласковее.
— Слушай, Ян, я же вижу, что ты совсем не такая, как твоя сестра. Ты очень милая и отзывчивая. Только подумай, как все волнуются из-за того, что Зоя домой не приходит. Расскажи, пожалуйста, что ты про это знаешь. Если она тут у вас прячется, лучше сказать. Её дома никто не обижает. У неё тоже сестра есть, которая вот уже третий день с ума сходит, и мама от страха умирает. И то, что она, может, вам про нас рассказала — это неправда. Мы её любим. И Тифон любит. Очень сильно. Это он по глупости так с ней грубо разговаривал. Я тебе клянусь, что если ты расскажешь, где она, то сделаешь ей только лучше. Иначе её будут искать всякие спецслужбы. И у всех будут большие проблемы. И у неё, и у её мамы и даже у вас, потому что они могут прийти сюда, чтобы самим проверить.
Яна внимательно посмотрела на меня.
— Мы с Аней — одно целое. Я не могу быть не такой. Я её отражение. Каждое отдельное «я» происходит из «мы», а не наоборот. И я знаю то, что говорит она, а она знает то, чего я не говорю.
— Ну, хватит, пожалуйста, сейчас срочный и важный вопрос, — взмолился я, тряся её за руку.
— Я не знаю, где ваша рыжая.
— Смурфик сказал, что вы знаете, — пришлось соврать.
— Ну, что ты, — она небрежно засмеялась. — Нашел, кого слушать. Он же наркоша. У него вечно какие-нибудь галлюцинации. С ним, конечно, не так страшно жить, как с Козлом, но ему постоянно что-то мерещится. Один раз проснулись от жутких криков. Выбежали, а он на пороге своей комнаты стоит, и ему чудится, что там, за порогом, пропасть. А раз приперся, забрался к нам в кровать, лёг между нами и давай приставать. А он грязный и вонючий. Не моется совсем. Пришлось щеколду от него поставить. Он наркотики украл у какого-то торговца. Убил кого-то. А как узнал, что его ищут, уже три дня из дома не выходит.
Когда я говорил со Смурфом, я верил ему, теперь верил Яне. Но кто из них прав, было не так важно. Важно, что про Зою они ничего не знали.
Снова звякнул колокольчик, и послышался голос Ярова.
Парни напоминали двух средневековых монахов — инквизиторов. В глубоких капюшонах и с фонарями в руках. Один черный, другой — белый. Оба запыхавшиеся и на нерве.
— Ребята, привет! — воскликнул Дятел. У него был такой вид, словно он отправился в увлекательное приключение. — Я тоже теперь здесь.
— Что вы так долго? — спросил я.
— Проверяли всё сразу, — Яров скинул капюшон пальто.
— Нигде нет, — пожаловался Тифон почти шепотом. — Даже на одиннадцатом.
Он упал в красное кресло и запрокинул голову назад. Я понял, что он надеялся на то, что она здесь, до последнего. Его отчаяние невольно передалось и мне.
— Привет, я Яна, — сказала та и заинтересованным взглядом вперилась в Ярова.
— Очень хорошо, — отозвался тот. — Дайте попить.
Она достала стоящую на полу бутылку с водой и протянула ему. Ярик попил и передал Тифону, но тот отказался. И всё же, этот дружеский жест немало удивил меня.
Яров тоже был расстроен. Никакой злой иронии на лице. Походил по комнате, остановился возле зеркала и, нахмурившись, застыл.
— Ну, что, звоню Олегу Анатольевичу? — спросил он Трифонова. — Точно больше нигде быть не может?
Тифон молчал. Он, похоже, совсем расклеился. Натянул бандану на всё лицо и так сидел.
— Эй, Тиф. Ну ладно тебе, — я потряс его за плечо. — Сейчас Ярик позвонит, и они её найдут обязательно.
— Это я виноват, — сказал он. — Как я так мог? Как я мог так с ней?
— А я думаю, Зоя сама виновата, — ничуть не смущаясь, ляпнул Дятел. — Если бы она на концерте не стала вредничать и вышла к тебе, то ничего плохого бы потом не случилось. Мама говорит, что когда люди притворяются, что любят тебя — это беда, а когда делают вид, что не любят — катастрофа. Вот, как Никита, например. Он же только с виду такой спокойный, а на самом деле, знаете, как за всё переживает? Но никогда не скажет. И от этого становится плохо всем.
Я вскочил:
— Слушай, Дятел, ещё одно слово, и ты — покойник. Клянусь, никаких переживаний на этот счет не будет.
— Моя вина тоже есть, — вдруг признался Яров. — Но не могу сказать, что рад этому.
— Ты выиграл, — стягивая бандану, проговорил Тифон. — Нет, реально. Ты во всем выиграл. Но, знаешь, мне не важно. Больше неважно и плевать. И на тебя, и на отца твоего, и на остальное. Я просто сейчас умру и всё. У меня там не только рёбра сломаны у меня там сплошное мясо.
— Ты чё? — в голосе Ярова послышалось неподдельное удивление. — Типа ты сдаешься?
— Не говори так, Андрей, — попытался встрять Дятел, но я показал ему кулак, и он замолчал.
В комнату заглянул Смурфик
— Привет, Тиф. Сказать тебе нужно что-то. Очень важное. Выйди, а?
— Скройся, гном, — зашипела на него Яна.
Но он не ушел. Просто остался в дверях.
Впервые с момента нашего знакомства я увидел Трифонова слабым и беспомощным, как Дятел под покрывалом.
Все это тоже видели.
Я думал, что полюбил Зою по-настоящему. Но оказывается, нет. Потому что я не чувствовал, что я умираю. Я грустил, волновался, но не умирал. А Трифонов реально впал в оцепенение. Ещё утром, когда он прижал Дядю Гену, когда ходили к Пуху, когда шли через лес, он был полон решимости всех «убить», даже после того, как нас побили, верил в свои силы, а теперь на наших глазах словно рассыпался.
— Ты чего? Правда сдаешься? — Яров стоял над ним с выражением негодующего разочарования, как ребенок над сломавшейся вдруг игрушкой. — Я не про себя. Я про Зою. Больше не ищешь?
— А что вы хотите? — Яна откинулась на руки. — Если человек не доехал до дома, не забрал свои вещи, не оставил послание или какой-то намёк, то ясно же, что он не сбежал. В таком случае, искать бесполезно. Только если по моргам или канавам.
— В этот раз я опоздал, — еле проговорил Тифон.
— Типа всё? Похоронил? — разозлился Яров. — Молодец! Очень круто. Если это так, то мне даже стыдно, что я впрягся в это тупое соперничество.
Но Тифон равнодушно пожал плечами.
— Нет ничего вечного, — Яна утешающе погладила Трифонова по плечу. — Всё приходит и уходит. Невозможно удержать ни жизнь, ни время, ни любовь. Нужно принять. Смириться. Отпустить. Солнце каждый день умирает, и каждый день рождается снова. Смерть сменяет жизнь. Так по кругу. Вечной любви не бывает. Одна умирает, но за ней приходит новая. Как весна, как рассвет, как свежий ветер.
