— Что случилось? — прошептал я.
— Ничего, — ответила она довольно громко. — Скучно.
— Пиши.
— Не хочу.
Она капризно отодвинула тест ещё дальше, но не успел я вновь коснуться своего листка, как она проворно выхватила его из-под моей руки. Я попытался отнять, но дотянуться, никак не получалось.
Тарасовна тут же вытаращилась из-под очков.
— Так, Горелов, в чем дело?
— Дай сюда, — я легонько ущипнул Зою за плечо.
Она сама всегда так делала, а тут вдруг взвизгнула и, вскочив с места, голосом последней ябеды проныла:
— А Горелов щипается.
— Я уже вижу, что вам весело. Идите, развлекайтесь в коридоре, — вспыхнула русичка.
Зоя только этого и ждала, беспрекословно собрала вещи и с гордо поднятой головой вышла из класса.
Я попытался оправдаться, но из-за этого Тарасовна ещё больше разозлилась и выгнала меня чуть ли не за шкирку.
Зоя ждала прямо за дверью, довольная, как нашкодивший ребенок.
— Что это было?
— Ладно тебе, — ласково взяла меня за руку. — Скукота и печаль кругом.
Очень подозрительное, совсем не свойственное Зое поведение. А потом, что ещё более странно, взяла и потащила меня на улицу.
Мы пошли за гаражи, где все обычно курят, и сели на заборчик.
— Что с тобой? — настороженно спросил я.
Однако вместо ответа она сама вдруг начала спрашивать странные вещи:
— А почему ты ни с кем не встречаешься?
Вопрос застал меня врасплох. На что она намекала? Что хотела этим сказать?
— У тебя же в старой школе наверняка был кто-то.
— Да.
— И что, ты по ней скучаешь?
— Нет.
— Значит, никого не любишь?
Дурацкие девчачьи разговоры и выяснения: любишь — не любишь. Что за фигня? Чтобы кого-то любить, нужно чувствовать, что если этого человека не будет на свете, ты умрешь. И хотя я прекрасно понимал, что влюблен в Зою по уши, сказать, что люблю — язык бы не повернулся. Но женщины вечно сваливают всё в одну кучу.
— Ну, пожалуйста, я никому не расскажу, — капризным голосом проныла она, очень напоминая Нинку.
— Я никого не люблю, — отчетливо, с выражением проговорил я, чтобы до неё, наконец, дошло, что я не хочу об этом разговаривать.
Тогда она поднялась с заборчика, встала прямо передо мной, между моими коленями, и прижала холодные ладони к моей шее:
— Давай, я буду твоей девушкой.
В первый момент я чуть не упал назад от удивления. Из-за её горячего дыхания и близости дух захватило, и я почти уже был готов сказать "давай", потому что знал, что если скажу это, то она сразу меня поцелует так, как я уже неоднократно представлял себе. Но одновременно с этим появилось и стойкое ощущение, что в происходящем есть что-то неправильное, искусственное, точно мне сейчас бросают наживку, которую я обязательно должен заглотить. Второй день подряд мне предлагала встречаться девушка, которая мне нравится, а я ей не верил.
— Зой, что случилось? — я мужественно снял её руки.
И тут её лицо начало меняться на глазах, губы непроизвольно задрожали, нос покраснел, и в ту же секунду одна за другой закапали слёзы.
Сначала она плакала сдержано и беззвучно, но когда я её обнял и прижал к плечу, разрыдалась в голос. Очень сильно и горько. Как плачут дети от обиды.
— Это ты из-за той фотки? Из-за Ярова? Он выложил?
— Плевать на Ярова, — она горячо всхлипывала мне в ухо. — Плевать. На всех плевать. Как же это гадко, как несправедливо, подло, ну почему всё так? Иногда мне хочется всех убить, а иногда самой убиться. Что со мной не так? Только ты ко мне нормально и относишься. С пониманием. Но я же человек, у меня тоже чувства есть. Разве так можно?
Трудно было сказать, о чем она говорит и что её так расстроило, хотел спросить, когда выговорится, но не успел.
Трифонова невозможно было не заметить. Он шел без куртки, в одной футболке, рюкзак в одной руке, другая была сжата в кулак, прохожие отскакивали в стороны. Во всем его стремительном облике читался такой гнев, что я непроизвольно сжался.
— Идет, — прошептал я, отодвигая её от себя. — Сейчас, капец, что будет.
Зоя быстро развернулась в ту сторону, куда я смотрел. За Тифоном бежал Лёха свистел и что-то кричал ему в спину, но тот не оборачивался.
Внезапно я отчетливо осознал, что хочу срочно провалиться сквозь землю. Так обычно говорят, когда человек испытывает стыд, но я готов был провалиться, лишь бы избежать того, что будет. В голове пронесся хоровод оправданий и глупых слов, но что я мог сказать в защиту Зои? Как помочь ей?
— Привет, — я машинально прикрыл её собой.
— Уйди, — прохрипел Тифон на выдохе.
Штормовые тайфуны в его глазах бушевали. Румянец пылал, дракон пульсировал, желваки играли.
— Привет, Тиф, — как ни в чем не бывало, высунулась из-за моей спины Зоя. — Как дела?
Я обернулся. Лицо припухшее, но сухое, глаза блестят, на губах нежная приветливая улыбка.
— Хреново дела, — он вперился в неё, не мигая. — Такой подлянки я не мог представить даже в самых страшных снах. В самых страшных и жутких кошмарах. Зоя?
Его брови вопросительно поднялись. Сзади подбежал Лёха.
— Зоя! — повторил Тифон, и я услышал в его голосе жгучую горечь. — Как же так получилось?
— Это подстава, — ответила Зоя холодно.
— Что за подстава? Там же твоя квартира, твоя кухня. Он был у тебя. Зоя!
Толпы мелких поодаль с огромным любопытством наблюдали за разборками.
— Мы пили кофе и разговаривали. Что в этом такого?
Она удивительно здорово держала себя в руках.
— Что такого? — Тифон задохнулся от возмущения. Прикрыл на несколько секунд глаза, затем натянул на лицо бандану. Он был не в силах разговаривать, пытаясь справиться с собой.
Лёха насторожено курил, не понимая, чего ожидать в следующий момент.
— Это просто капец, — простонал, наконец, Трифонов. — Это такой капец! Ты совсем дура? Мы же одна команда! А теперь все только и будут говорить, что ты перебежчица и предательница. Хрен, что по мне бульдозером проехала. Но ты сама, тебе нормально?
— Я уже сказала, что это подстава, — спокойный тон Зои меня поразил. — Чтобы ты злился и бесился, вот как сейчас. Это месть, и ты на неё ведешься.
— Он был у тебя дома, и мне этого достаточно! Ты не должна была даже разговаривать с ним! Он наш враг!
— Он твой враг.
Тифон крепко зажмурился, как если бы хотел, чтоб всё вокруг исчезло.
