И вдруг вскочил. Резко и быстро. Сам не знаю, как так получилось, но если бы я пролежал ещё хоть полсекунды, то меня бы точно стошнило прямо в кровати. Бросился в туалет. Еле добежал. А когда выполз, в дверях кухни с выражением безоговорочного осуждения и глубочайшего презрения стояла бабушка. С очень жестоким и некрасивым по отношению к умирающему человеку выражением.
Ноги подкашивались, и я, стараясь не смотреть в её сторону, по стеночке пополз обратно в комнату. Но она естественно отправилась следом, дождалась пока я не упаду, а затем принялась методично выносить мозг. Что я малолетка и идиот, что имел совесть поступить так в её день рождения, что напоил Ванечку, которому пить вообще противопоказано, и всякое другое. А потом с нацистской дотошностью стала допытываться, не стыдно ли мне. И что она сейчас пойдет и позвонит моей маме.
Не знаю, чего она хотела от меня услышать, и что вообще я должен был теперь сделать, но добилась только того, что я снова вскочил и побежал в туалет, чуть не сбив её по дороге.
В том, что я заболел, я ничуть не сомневался. О чем ей и сообщил, но она ещё больше раскричалась, что мою болезнь нужно лечить ремнем и розгами. Я спокойно и очень тихо попросил её не кричать, но лучше бы молчал. В общем, на её крики пришел папа и посмеявшись, что я сам себя наказал, предложил опохмелиться. Дятел же один поступил со мной по-человечески: принес таблетку анальгина и полную чашку воды. А потом уговорил бабушку не ругать меня хотя бы сейчас, и накрыл своим пледом. Они все вышли и, наконец, оставили меня в покое.
Второе пробуждение оказалось совсем другим. Долгожданное и невыразимое облегчение, будто я валялся в лихорадке несколько долгих дней, а потом вдруг резко отпустило. Мне было так хорошо и легко просто лежать в постели, осознавая, что больше ничего не болит, что всё кругом казалось дружелюбным и приветливым. Так восхитительно вновь вернуться в своё родное, здоровое и полное сил тело.
На соседней кровати в кромешной темноте копошился Дятел. Я включил лампочку и увидел, что он переодевается.
— Ты куда?
— В магазин бабушка просила сходить. За манкой и молоком. Я думал, из-за того, что я вчера потратил все магазинные деньги, она больше никогда меня никуда не пошлет, но она простила.
— Хочешь, я схожу?
— Ты же плохо себя чувствуешь.
— Уже намного лучше, — я осторожно сел. — Заодно и проветрюсь.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Ты меня спас водой и таблеткой, так что я теперь твой должник.
Я быстро оделся, взял деньги и, не показываясь бабушке на глаза, вышел из дома.
Воздух на улице был свежий, влажный и оживляющий. Вечерние огни приятно переливались в лужах. Сделал глубокий вдох, и голова закружилась от упоения. Всё же очень приятно вернуться к жизни после кромешного ада. Постоял немного, наслаждаясь. Затем пошел в магазин, купил всё, а как только вышел, позвонил Трифонов.
Голос у него был резкий и злой.
— Можешь ко мне зайти?
В голове пронеслись ответы вроде «нет» и «не знаю», но сказать, что бабушка ругается за вчерашнее, язык не повернулся. Решил, что смотаюсь туда и обратно. Никто даже не заметит.
Трифонов был в бешенстве. Весь красный, спина на футболке мокрая от пота, волосы тоже влажные. Он постоянно двигался, не находя себе места. То садился на кровать, то вставал и ходил, то долбил по груше, то просто по стене. Объяснял же всё очень сбивчиво. Как-то скомкано и мутно, что-то недоговаривая и приправляя кучей ругательств. Так что моя многострадальная голова снова заныла. Из его слов, я разобрал только, что он хочет убить Ярова, что его мать в шоке, что у Лёхи опять какие-то траблы с девчонками, что нужно записать какой-то ролик, и что у меня подходящий телефон.
В конце концов, я не выдержал:
— Можешь успокоиться?
— Успокоиться? — он застыл.
Постоял, поморгал, посжимал кулаки, вздохнул пару раз глубоко. И тут прямо на моих глазах случилось превращение. В одну минуту ему полностью удалось взять себя в руки. Дыхание восстановилось, взгляд стал более осознанным, пятна начали сходить.
— Яров решил доводить меня до тех пор, пока я не сотру его в порошок. Больше утираться я не намерен. Хотел сразу урыть его, но мать из дома не выпустила.
— Объясни нормально, что он сделал.
— Кинул в Интернет на сайт знакомств телефон моей матери, и теперь ей звонят всякие уроды. Как такое вообще могло в голову прийти? Тварь.
— С чего ты взял, что это Яров?
— А с того, — Трифонов сунул мне под нос телефон.
Сообщение от Ярова: «Маме привет».
— Ты же понимаешь, что он специально это делает, хочет разозлить тебя так, чтобы ты наделал каких-нибудь глупостей и вылетел из школы.
— А он не боится, что я плюну на эту школу, просто пойду и убью его? Он же меня знает. Это также тупо, как совать два пальца в розетку.
— Можно придумать какую-нибудь месть.
— Нины хватило, — отмахнулся Тифон. — Такое не для меня. Подлянки для слабаков и трусов. Поэтому я и попросил тебя прийти. Хочу запись сделать, в школьную Подслушку выложить. На моём телефоне камера не работает, а Криворотов как назло свалил. Всё утро тут ошивался, а как этот гимор случился, ему резко понадобилось уходить. Достал уже со своими припадочными малолетками. А у Зои мать сегодня приехала.
Я включил камеру и протянул ему телефон.
Он взял и, даже не приглаживая волосы и не пытаясь как-то особенно выглядеть, сказал коротко, но предельно ясно:
«Короче, Яров, жалкая ты тварь. Я тебе и так, как ребенку поддался, а ты всё не уймешься. Запасайся дерьмом, буду тебя лечить. В этот раз по-взрослому. Встречаемся завтра, в три, сам знаешь где. Бери с собой кого хочешь, хоть папашу. Но сливаться не советую. Это будет засчитано как поражение и весь район узнает какое ты трусливое чмо. А все, кому будет любопытно взглянуть на вымаливающего прощение и рыдающего кровавыми слезами дерьмового Ярова, смогут увидеть это шикарное зрелище на его собственной странице уже вечером. Если выживет, конечно».
Тифон удовлетворенно вернул мне Сяоми.
— Хочешь есть?
Мысль о еде моему организму не понравилась.
— Нет, пойду, — я потряс перед его носом пакетом с продуктами. — Мои думают, что я в магазине.
Вышел в коридор и начал обуваться. Из соседней комнаты выглянула его мама. Я поздоровался. Она тоже.
— А что Лёша? — встревоженно поинтересовалась она. — Как у него дела?
Тифон пожал плечами.
— Нет, Андрюша, ты должен позвонить ему. Я себе места не нахожу.
— Всё, мам, на это вообще забей.
— Как ты можешь быть таким равнодушным? — на её милом скуластом лице отразилось взволнованное негодование. — Вам всё шутки и развлечения!
