— Трифонов тут не при чем. По твою душу полиция. Боже! Что мне с вами делать? Если вдруг этому делу ход дадут, Марию Александровну точно снимут. Как ты мог, Криворотов?
— А чё я мог-то? — Лёха недоумевал.
— Шурочкина на тебя заявление написала.
— В смысле?
— В самом прямом. Что ты её склонил к… Принудил к… А ей пятнадцать, между прочим. Мама её тоже здесь. Короче, катастрофа!
— Чего? — завопил Лёха, дико вытаращивая глаза. — Это я её? Я? Да она сама меня постоянно ко всему подряд принуждает и склоняет. Я уже не знаю куда от неё деться! Вы просто не в теме, спросите у кого угодно! Вот у Горелова спросите!
Но дослушивать завуч не стала, забрала у него из рук рюкзак и, показав, чтобы следовал за ней, двинулась в сторону директорского кабинета.
Позабыв обо всем, Лёха помчался догонять.
Я дождался Дятла и мы пошли домой, а вечером я написал Лёхе и спросил, как разрулилась его проблема. Лёха ответил «Фигово», но пояснять ничего не стал, и через две минуты вообще пропал из сети.
Зато на следующее утро объявилась Зоя.
Дятел принес телефон мне прямо в ванную. Так долбил, будто что-то случилось. Пришлось открыть, а как я услышал её осипший голос, чуть пастой не подавился.
— Никита! Приходи, пожалуйста, ко мне. Прямо сейчас. Это очень важно.
Казалось, ещё немного и расплачется в трубку.
Минут за семь дошел до неё, набрал домофон, и она в ту же секунду ответила, что сейчас спустится. Я попросил вынести что-нибудь поесть, потому что позавтракать не успел. Попросил и сам немного удивился. С каких это пор я стал таким наглым?
Зоя вынесла три небольших тёплых шоколадных круассана и пластиковый стаканчик с дымящимся какао.
Я был приятно удивлен такой заботе.
— Осторожно, горячо, — сказала она одними губами и поставила стаканчик рядом со мной на лавку. — Дома Нина. Не хотела, чтобы она слышала.
— Что на этот раз? — я принялся напихиваться круассанами.
Лицо у Зои было ненакрашеное, припухшее немного, нос и губы красные. Не иначе как рыдала всю ночь. Волосы небрежно забраны наверх «моей» заколкой. Очень несчастный и трогательный вид. А едва слышный шепот севшего голоса разжалобил меня ещё больше. Требовалось большое мужество, чтобы не обнять её.
— Можешь позвонить этим сёстрам и узнать там он или нет? Мне его мама звонила. Он вчера вообще домой не приходил.
— Я с ними неделю не разговаривал.
— Пожалуйста.
Как я мог отказать? Допил какао и позвонил. И, выслушав кучу неприятных слов в свой адрес, после недолгих препирательств, всё же выяснил, что со вчерашнего вечера Тифон действительно в Башне.
— Мне очень нужно с ним поговорить. Сходи, пожалуйста, со мной туда. Умоляю.
— Не хочу видеть близняшек.
— Я бы Криворотова позвала, но он сидит теперь под домашним арестом. Эта тупая Шурочкина на него заяву в полицию накатала. Домогательства и всё такое. За то, что он её бросить хотел. Представляешь? Сказала, что заберет заявление, если он пошлёт Данилину. А Данилина пригрозила, что если такое произойдет, то она сама напишет на него заяву, только уже после Нового года, потому что Лёхи четвертого января день рождения, а после восемнадцати привлекают по полной. Так что его мама со следующей недели отпуск берет и будет его водить в школу и из школы.
— Жесть.
Зоя немного помолчала, затем, стыдливо потупившись, негромко сказала.
— Никит, я дура. Прости меня, пожалуйста. Я просто запуталась от этого тупого бессилия и безысходности. Я должна была тебе сразу сказать, что со мной всё не так, как ты подумал. Но я сама этого не понимала до тебя. Думала, что смогу переключиться. Нет, правда, ты мне нравишься.
— Не нужно ничего объяснять, — сказал я.
Мне было неловко. Глупо как-то. Точно выпрашиваю её любовь, как эти Лёхины Шурочкина и Данилина.
— Ты мне ничего не обещала и не должна.
— Но ты ведь, наверное, думаешь, что я на самом деле встречаюсь с Яровым.
— Я думаю, что играть на чувствах человека, который тебя любит — низко. Ты сама это говорила ещё совсем недавно. И я имею в виду не себя.
Зоя опустилась и закрыла лицо руками.
— Это всё так ужасно. Ну почему, чем старше становишься, тем всё больше усложняется? Когда мы были маленькие, никто никого не любил. И всё было хорошо. Точнее все любили друг друга, и это называлось дружбой. А сейчас Нинка сожрать меня готова. Она вдруг решила, что Яров ей всё-таки нужен. Но вместо того, чтобы пойти и сказать ему об этом, распространяет всякие глупые слухи. Знает же, что он её любит. Просто гордый очень. И она гордая, и никогда не извинится за то, что сама натворила. А я извинюсь.
— Хочешь извиниться перед Трифоновым?
Она кивнула.
— Отведи меня, пожалуйста, в Башню. Я могу и сама, но с тобой бы было спокойнее.
До её последней фразы я не был уверен, что соглашусь. Даже из-за круассанов, но когда она сказала, что ей со мной спокойнее, совершенно растаял.
И как это у женщин получается? Вроде не хочешь, не собираешься, а потом «бац» и уже сделал по её. С мамой также было. Сначала наедет, мол, бездельник, козел, комнату не убрал, на уроки забил, кино весь день смотрел. И думаешь, больше вообще никогда с ней не заговорю. А потом сядет с таким грустным лицом на кухне и вздыхает. В итоге, не замечаешь, как вдруг резко всё сделал, да ещё и мириться сам пришел.
К тому же, если у Яны с Аней действительно «не все дома», то одной Зое ходить к ним точно не следовало.
— Тебе Яров правда деньги дал, чтобы расплатиться с Дядей Геной?
— Что ты! Нет, конечно. Я бы никогда в жизни не взяла.
— Про деньги я поверил.
— Ну, и дурак.
Трифонова мы нашли в Зойкиной квартире на одиннадцатом этаже, он лежал на тонком полосатом матрасе прямо на полу, накрыв голову руками.
В комнате царил жуткий холод и стоял ощутимый запах перегара. В углу валялись пивные банки. Когда мы вошли, он сел. Вид у него был ещё тот: весь красный, помятый и явно пьяный.
— Как ты тут сидишь? Заболеть же можно, — Зоя попыталась сделать вид, что ничего не произошло.
— Чё приперлись? — прохрипел он.
— Тебя мама ищет. Волнуется.
— Поволнуется. Перестанет. Скажи, я сегодня не приду. И завтра тоже. Пусть делает, что хочет.
— А мама-то чем виновата?
— В том-то и дело, что ни чем. Так что позорить её не собираюсь. Если полиция будет доматываться, пусть скажет, что я давно дома не живу, и она про меня ничего не знает.
— Слушай, ну не всё так плохо, — успокаивающе сказала Зоя. — Подумаешь, школа. Тебе же она только из-за Ярова нужна была. И на полицию наплюй, они специально вас разводят.