– Н-ну… – выдавила из себя Арина.
– Баранки гну! – весело подхватил Пахомов. – Короче, как думаешь, это наше убийство? В смысле – твоя девушка неудобного свидетеля уконтропупила или как? Как бишь его? Вадик?
– Вадим Чижов, – автоматически подсказала она. – Девяносто процентов, Пал Шайдарович. Я почти уверена, что он Лялю этой записью якобы пропавшей шантажировать начал. Ну и далее со всеми остановками. В смысле девушка ни перед чем не останавливается. Меня тамошний следователь в осмотр квартиры потерпевшего пустил, а там… в общем, такое впечатление, что там кто-то что-то уже искал.
– Тамошний следователь, говоришь? Это который Семеняка? Ничего, говорят, хороший мальчик. Ну так работайте пока, что называется, в сотрудничестве, с городом я улажу… а если это наш случай, то дела объединим. Сама-то красавица где?
– Да… – Арина развела руками. – Пока неясно. Какое-то время она жила в квартире покойного. Но мы ее, похоже, спугнули, и сейчас даже не знаю. Ну есть адрес ее собственной комнаты, но там ее вроде тоже нет. Если верить соседям. Соседкам в смысле. Мишкин их сегодня осторожненько опросил, – она вдруг зажала рот, как будто испугалась или удивилась. – Ох. А может, она опять в квартире Филиппа? Один раз мы ее спугнули, а после она могла решить, что именно после нашего посещения там – самое безопасное место.
– Вот видишь. А говоришь, не знаю. По обоим адресам выезжайте, девушку задерживайте, почему-то я не верю, что она из города сбежала, ей смысла нет. Только нежно. Не как подозреваемую, а как будто ты за ее безопасность беспокоишься. И – обыски сразу. Да знаю я, знаю, что смотрели. Но пусть, к примеру, Оберсдорф еще поищет, а? Улика-то, которой тебе не хватает, электронная, нет?
– Электронная, конечно, но как… – Арина осеклась. – Господи! Пал Шайдарович! Я идиотка! Мне неодолимым препятствием казалось, что после этого Чижова ни одного условного носителя не осталось – ни телефона, ни компьютера, ничего. Если даже он эту запись чертову как-то сдублировал, например, в облачное хранилище закинул, теперь хвостов не найдешь. Но ведь номер-то телефонный есть, и наверняка кто-то знает и иные его сетевые контакты. А Оберсдорфу этого, скорее всего, достаточно будет.
– Вот видишь, сама все знаешь! И еще… На чем у них записи? На дисках? Так ведь… я в этих ваших технологиях не сильно понимаю, но на диск-то компьютер записывает? Может, там внутри что-то осталось? Ты Левушку-то попроси клубную технику исследовать.
– Ну… можно… – без особой надежды согласилась Арина.
– А главное – техника техникой, но ты еще раз с людьми поговори. Компьютеры компьютерами, а люди – главное. Сама же говоришь, что наверняка эту Лялю в тот день там кто-нибудь да видел. И этого человека – или лучше людей – надо отыскать. Не бывает такого, чтоб ни одного свидетеля.
– Один-то свидетель там точно есть… Но он не скажет ничего, – вздохнула Арина.
– Что так?
– Да он же эту Лялю туда и привел. Роман у них был. А у него, насколько я понимаю, чувства… скажем, не остыли. И на Лялю он едва что не молится. И проглотит все, что обожаемая фемина ему напоет. Безнадежно, в общем. Хотя сам по себе свидетель был бы – пальчики оближешь. Повар тамошний. Это я только подозреваю, что поднос с кухни в приватный кабинет Ляля отнесла, а он точно знает. Но твердит, что не помнит, кто из официанток или официантов поднос забрал. И будет стоять на этом до упора. Любовь, Пал Шайдарович…
– Чего это ты в уныние-то впадать решила? Вроде тоже тут не погулять вышла, допрашивать умеешь. И с остальным персоналом надо работать. Мишкина на них напусти, он всю подноготную вытащит, даже ту, которую человек сто лет как забыл.
– Так он же их по горячим следам и опрашивал. И – никто ничего.
– Вот пусть еще раз, уже с учетом новых данных, поговорит. По горячим следам – одно, а когда точно знаешь, что именно нужно вытащить – совсем другое. Да и повара можно попытаться разговорить. Не качай головой-то! Подумай, как его зацепить, как ему показать, что его обожаемый ангел… совсем не ангел. Попробуй его раскрутить. Но даже если не выйдет, остальные-то не ослепли же все вдруг. Кто-нибудь что-нибудь да вспомнит про эту самую Лялю. Если смена была не ее, а она там была…
– Черт! Райская ведь обмолвилась, что кто-то ей что-то такое говорил… Но – кто? Ее уже не спросишь.
– Что-то у тебя свидетели, как мухи, мрут? Или эту даму тоже… ликвидировали?
Арина помотала головой:
– Нет. Это другая история. Или даже вовсе не история, а просто так совпало.
– Совпало, говоришь? Ну… тебе виднее. Но как бы там ни было, а это тоже – свидетельство.
– Очень косвенное, Пал Шайдарович.
– Там косвенное, тут косвенное, мотив опять же – уже что-то складывается. Ну а дальше можно на допросе ее дожимать. Ты же умеешь!
– С такими-то хлипкими уликами?
– Арина, ты что? Ты галерейное дело вообще на пустом, считай, месте наизнанку вывернула. А тут вдруг растерялась. Ну-ка отставить пораженческие настроения и – вперед, работать!
Почему-то Арину убедили не аргументы, а то, что железный ППШ вдруг назвал ее по имени, а не как обычно – Вершина. Действительно, чего это она разнюнилась?
– Есть, товарищ полковник! – улыбнулась она. – Вы правы, как всегда. Ну маловато улик, ай, вот беда-то! Не из таких быков тушенку делали! Подумаешь, Ляля!
– То-то же! Давай, Вершина, к вершинам! – он усмехнулся собственному каламбуру.
Уже взявшись за дверную ручку, Арина обернулась:
– А знаете, Пал Шайдарович, что в этом деле самое обидное?
– Что свою выгоду эта самая Ляля все-таки получит?
– Точно. Наследует-то не она, а ее будущий ребенок. И значит, даже если мы ее все-таки сумеем посадить…
– Не мы, а ты, – поправил Пахомов. – И не если, а когда.
– Да что я тут одна бы наворочала. В общем, даже если, ну ладно, когда получится ее посадить… Э-эх! Убийство Вадика ей вряд ли удастся инкриминировать. Ну… очень вряд ли. Одна надежда – может, криминалисты что-то найдут, не бесплотная же она. Но я бы не надеялась. По убийству Филиппа судебные перспективы тоже… не очень. Ну то есть доказать-то убийство, скорее всего, получится, но… Во-первых, срок дадут небольшой: защита наверняка на аффект будет упирать, взрыв, мол, ревности и всякое такое, не хотела убивать, просто замахнулась в аффекте. Плюс беременность, то есть гормональные сдвиги и эмоциональная неустойчивость, ну и вообще беременность на присяжных умиротворяюще действует. Так что срок будет небольшой, если не вовсе условный, а наследство она после родов все же получит – ну не сама, а как опекун малолетнего наследника. И сидеть ей будет вполне комфортно. Про условный срок, это я, конечно, сгоряча, но при толковой защите, может, отсрочку исполнения приговора выбьют, хрен редьки не слаще.
Пахомов усмехнулся:
– Положим, опровергнуть аффект и доказать преднамеренность вполне можно – шампур-то она с собой принесла. А все остальное – ну уж как выйдет. Бывало, сама знаешь, и хуже.
