Книга Капитан Темпеста, страница 23. Автор книги Эмилио Сальгари

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Капитан Темпеста»

Cтраница 23

— Вы видели мою прекрасную родину, Мулей-Эль-Кадель? — с видимым удовольствием спросила герцогиня.

— Видел, синьора, любовался Венецией и Неаполем. Там я и научился ценить цивилизацию и образованность ваших соотечественников, которых глубоко уважаю.

— Мне так и казалось, что вы не должны походить на остальных мусульман, — заметила молодая девушка.

— Из чего же вы это заключили, синьора?

— Да хотя бы и из тех слов, которые вы крикнули вашим воинам, набросившимся было на меня с целью отомстить за ваше поражение. Достаточно для меня было и этого, чтобы понять, с кем имею дело.

Чело молодого турка слегка омрачилось, и из груди вырвался вздох.

— Да, все-таки горько подумать, что я был побежден рукой женщины! — тихо сказал он.

— Нет, Мулей-Эль-Кадель, не женщины, а капитана Темпеста, считавшегося среди храбрых защитников Фамагусты одним из первых бойцов. Честь Дамасского Льва нисколько не пострадала, тем более, что он доказал свое мужество и искусство, сломив старого медведя польских лесов, перед грубой силой которого многие отступали.

Чело турецкого витязя мгновенно прояснилось при этих любезно сказанных словах, и на губах его мелькнула улыбка.

— Да, я согласен, — сказал он, — что лучше быть побежденным рукой женщины, нежели мужчины… Но все-таки я желал бы, чтобы об этом знали только мы одни и чтобы от моих соотечественников навсегда было скрыто, кто в действительности капитан Темпеста. Они держатся разных со мной взглядов.

— Даю вам слово, Мулей-Эль-Кадель, что от меня никто не узнает этой тайны, — поспешила его окончательно успокоить молодая девушка. — Кроме двух находящихся сейчас здесь моих испытанных друзей, в Фамагусте было всего три лица, которые знали ее, но в настоящее время их уже нет на свете: Мустафа никого из них не оставил в живых.

— Да, великий визирь — зверь, опозоривший в глазах христианского мира всю турецкую армию. Я думаю, и сам Селим, хотя и не отличающийся особенным великодушием и мягкостью, не одобрил его. Побежденные имели полное право на пощаду за проявленную ими храбрость и стойкость… Однако что же мы говорим об этом, когда есть кое-что более важное для нашей беседы. Синьора, я узнал, что вы нуждаетесь в подкреплении ваших сил, и приказал своим слугам захватить с собой закусок и вина.

Молодой турок сделал знак своим неграм, которые тотчас же приблизились и достали из принесенных ими корзин холодное мясо, хлеб, покрытую плесенью бутылку французского вина, сухари, бисквиты, кофе в особой грелке, пару ножей и две чашки.

— К сожалению, другого ничего не могу предложить, — говорил Мулей-Эль-Кадель. — Хотя стол самого визиря превосходно снабжен, у его подчиненных не достает многого, к чему они привыкли.

— Я и на это не могла рассчитывать, и очень признательна вам за вашу заботливость, — сказала молодая герцогиня с сердечной улыбкой. — Но мои друзья более меня настрадались от недостатка пищи, уже по одному тому, что они как мужчины имеют лучший аппетит… Угощайтесь, синьор Перпиньяно, и ты также, мой верный Эль-Кадур, — прибавила она, указывая на закуску.

Сама она удовольствовалась чашкой кофе, налитой ей молодым турком и бисквитом, между тем как ее лейтенант и араб, пропостившись более двадцати четырех часов, с волчьим аппетитом набросились на более существенное.

— Так, скажите мне, синьора, что я должен сделать для вас? — спросил Мулей-Эль-Кадель, когда молодая девушка отставила выпитую чашку и отказалась от второй.

— Я попрошу вас помочь нам выйти из Фамагусты, — ответила она.

— Вы желаете возвратиться в Италию?

— Пока нет.

На красивом подвижном лице турка выразилось глубокое изумление.

— Следовательно, вы желаете остаться на Кипре? — произнес он тоном, в котором слышалась как бы затаенная радость.

— Да, до тех пор, пока я не разыщу любимого человека, находящегося у вас в плену, — пояснила герцогиня.

Лицо Мулей-Эль-Каделя заметно омрачилось.

— Кто же этот человек? — уже более сухо предложил он вопрос.

— Виконт Ле-Гюсьер.

— Ле-Гюсьер? — повторил Мулей-Эль-Кадель, закрыв глаза рукой, чтобы сосредоточить свою мысль. — Погодите, начинаю припоминать… А, это, должно быть, один из тех немногих дворян, которые были взяты в плен и пощажены Мустафой, не правда ли?

— Да. Вы знали его лично? — видимо волнуясь, осведомилась молодая девушка.

— Если это тот самый, кого в Никосии называли звездой, душой тамошнего гарнизона, то знал и помню, что о нем шла молва, как о самом доблестном из христианских военачальников…

— Он, он самый… Мне хотелось бы узнать, где его держат в плену.

— Это не трудно будет узнать. Стоит только порасспросить кое-кого у нас.

— Может быть, эти дворяне были отправлены в Константинополь, вы не слыхали об этом?

— Нет, и мне кажется, что у Мустафы были особые намерения относительно этих пленников… Вам желательно освободить их всех до вашего возвращения на родину?

— Нет. Я приехала сюда в качестве капитана Темпеста исключительно с целью вырвать из ваших рук виконта Ле-Гюсьера, но если бы удалось освободить вместе с ним и остальных пленных, я, разумеется, была бы очень довольна.

— А я до сих пор думал, что вы взялись за оружие против нас только из ненависти к мусульманам.

— Вы ошиблись, Мулей-Эль-Кадель.

— Очень рад этому, синьора… Хорошо, ваше желание будет исполнено. Сейчас неудобно пойти к Мустафе, но завтра днем я обязательно побываю у него и узнаю, где находится Ле-Гюсьер, будьте покойны. Сколько с вами будет спутников? Я приготовлю вам турецкие одежды, чтобы удобнее было вывести вас из Фамагусты. Сколько же нужно? Три?

— Нет, пять, сказал Перпиньяно, — По соседству с нами скрываются еще двое христиан — венецианских моряков. Они умирают с голода в затхлом погребе. Я обязан им спасением своей жизни, поэтому просил бы взять с собой и этих бедняков. Без нашей помощи они обречены на верную и ужасную смерть.

— Отлично, — проговорил Мулей-Эль-Кадель. — Я хотя и бьюсь против христиан, потому что должен это делать как мусульманин, но я не палач их. Постарайтесь, чтобы эти люди завтра были здесь с вами.

— Благодарю вас, эфенди. Я так и был уверен, что благородство и великодушие Дамасского Льва не уступят его доблести, — сказал венецианец.

Молодой турок вежливо поклонился ему, по-рыцарски поцеловал руку герцогини и, приготовившись уходить, сказал:

— Клянусь Кораном, что сдержу данное вам слово, синьора. Итак, до завтрашнего вечера.

— Благодарю и я вас, Мулей-Эль-Кадель, с дрожью в голосе промолвила герцогиня, видимо тронутая. — Когда я вернусь на родину, скажу там, что нашла и между мусульманами людей не менее великодушных, чем благородные венецианцы.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация