Я бывал в этой части Уазы. Так себе река. Воняет навозом и дохлой рыбой.
И не мелкая.
Жанна плывет, вернее, пытается плыть. Но у нее не очень-то получается – а кто из нас умеет? Так что большей частью она просто лупит по воде руками и вопит. Потом Якоб скатывается вниз и плюхается прямо на нее, так что они хватаются друг за друга, тянут друг друга вниз, глотают воду и вцепляются в волосы друг друга, пытаясь удержаться на поверхности. Тонут. Вот что они делают.
И тут я вижу здоровенного рыцаря, у него лицо точно щит, такое же плоское и тупое, – и он прыгает прямиком в воду, и она едва достает ему до плеч, и он поднимает их над водой, вверх, выше головы, а они отбиваются и пинаются.
И он тащит их на берег, и швыряет – с силой, – в грязь. Они барахтаются там, кашляя и извиваясь, точно рыбы.
Наконец они приходят в себя. Глядят вверх.
А на них оттуда глядит этот худой рыцарь с длинными светлыми волосами и мордой как у хорька.
И усмехается, точно сам дьявол.
Трактирщик ставит перед мальчишкой тарелку с холодным пирогом. Жонглер смотрит на него и усмехается.
– Ну, – говорит он, – разве это не стоило кусочка пирога?
Трактирщик ворчит, но я говорю:
– Воистину так. И это все, что ты видел?
– О нет, – говорит он, подбирая крошки и кусочки мяса своими грязными пальцами и заталкивая их в рот. – Я же следил за ними. Верно? Такая большая шишка, как сам Толстый, Красный и Ужасный, охотится за ними! Это могло принести кое-какие денежки, нет?
– Ты готов был их предать? За деньги? – восклицает Жером. – Это… у меня даже слов нет!
– Тише, тише… Я же должен на что-то жить, нет? У меня не так уж много поклонников среди божьего люда, которые ни с того ни с сего покупают мне еду, верно?
Он поворачивается к черноволосому красавцу:
– Да и среди господ мало кто расщедрится на одежонку!
Красавец хмурится.
– Нет! Я должен все зарабатывать своим горбом! Как умею! Будь вы на моем месте, вы бы сделали то же самое!
Он продолжает уплетать пирог, так, словно боится, что кто-то его отберет, одна рука прикрывает тарелку, другая швыряет куски в рот. Потом он говорит:
– За кружку крепкого эля я вам расскажу, что потом случилось.
Я колеблюсь. Крепкий эль не для детей. Светлый, легкий эль – вот что пристало детям. И церковникам.
Маленькая монашка говорит:
– Как насчет кружки доброй воды?
Все за столом корчат одну и ту же гримасу.
– Ты что же, пьешь ее, эту воду? – говорит трактирщик.
– Какая гадость! – вторит Мари.
– Так и подхватить что-нибудь можно, – добавляет Арон.
Маленькая монашка пожимает плечами.
– Если Господь сотворил ее, как она может быть плохой?
Арон наклоняется к ней и наставительно поднимает палец.
– Господь сотворил также и мочу, сестра.
Я велю принести жонглеру кружку светлого легкого эля, трактирщик приносит ее, и мальчишка продолжает.
Глава 10
Вторая часть рассказа жонглера
Они мастерят виселицу, прямо на дороге. Здоровенные рыцари держат Жанну и Якоба за локти, а двое других разматывают веревки, которые были обмотаны у них вокруг пояса, и начинают вязать из них петли.
У меня мурашки по телу бегут. Одного моего дружка повесили как-то, малоприятная штука, скажу я вам.
Ну вот, Жанна и Якоб трясутся так, что вот-вот стрясут свои рубахи. Промокли до нитки, а теперь еще и вот-вот их повесят. Якоб начинает тихонько молиться, и Жанна вслед за ним, хотя я слышу, молитва-то другая. Рыцари кидают петли детишкам на шею. А я уж и не знаю, попытаться ли помочь им или нет. Если нет, и детишек прямо тут и повесят, не видать мне моих денежек от Толстого, Красного, Ужасного. Но если я попробую, то, скорее всего, веревкой воспользуются по второму разу, если понимаете, о чем я.
Что бы вы сделали на моем месте? А?
Ну, надо признать, хотя у меня и много талантов, храбростью Господь меня не наделил. Так что я смотрю, как веревки затягиваются на шейках ребятишек, а они молятся уже изо всех сил, так что даже я слышу.
А затем – затем их тащат по дороге.
Рыцари идут, волоча детишек за собой, точно собак. Эти веревки – не висельные петли, это ошейники. Так что рыцари тащат детишек с тракта на тропку, что пересекает Уазу и сворачивает к западу. Я иду за ними, но дорога слишком безлюдная, чтобы остаться незамеченным. Они поймут, что дело нечисто, верно?
Так что я быстренько ищу, где бы укрыться. Лучшее укрытие – это быть на виду, я всегда это говорю! Так что я кричу им вслед:
– Прошу прощения! Вы в ту сторону идете, судари мои?
Один из них отвечает:
– Разумеется! С чего бы иначе нам сворачивать на эту дорогу?
У него ленивый взгляд, и он держит ту веревку, что захлестнута вокруг шеи Якоба.
– Не против, если я пойду с вами? У меня нет спутников, а это пустынная местность.
– Отвали, – говорит тот, что похож на хорька.
Они говорят, как люди с деньгами, но как люди с деньгами, которых потрепало в разных войнах. Без чести и совести. Но все еще с деньгами. Понимаете, о чем я?
Так что я говорю, что спою им за ужин. Тот хорек не хочет меня слушать, но остальные хотят. Так что я пою им соленую песенку, из своих лучших, где все плохие слова рифмуются.
Жанна краснеет как свекла, да и Якобу сильно не по себе, но рыцари хохочут. Почти все, по крайней мере. И разрешают мне идти с ними. Одну-две соленые песенки знать полезно, я всегда это говорю.
Так что у меня появляется план. Как только я узнаю, куда они направляются, я быстренько возвращаюсь назад и попробую выцарапать медяк-другой у Толстого, Красного, Ужасного в обмен на сведения о ребятишках. Которых, должен признать, мне все больше жалко. Якоб хромает, словно ему больно ступать. Жанна как-то ухитряется ослабить свою удавку, но, когда Якоб пытается сделать то же самое, рыцарь с ленивым взглядом так дергает веревку, что Якоб кашляет и падает на колени.
– Вставай! – велит он и дергает за веревку, поднимая Якоба на ноги.
Жанна кричит:
– Прекрати, ты, мерзкий викинг!
Я жду, что ее веревку тоже дернут, чтобы заставить ее замолчать, но толстенький рыцарь, который тащит ее, только хохочет.
Я уже понемногу начинаю запоминать их имена – Фабиан Хорек, Балдвин Лысый, Хэй Ленивый Глаз, его толстого братца зовут Мармелюк, а еще Жорж и Робер, здоровенные, как мельничные колеса, и такие же ленивые.
Какое-то время спустя Мармелюк говорит:
