– Мама, я ходила в гости к леди Харлоу и Миллисент, а потом, когда я пришла домой и сняла шляпку… этот пес на меня набросился!
– Набросился? – в ужасе воскликнула Розмари.
Хью снова вздохнул и спросил у сестры:
– Что именно он сделал?
– Он выбежал… и прыгнул на меня, – ответила Эдит дрожащим голосом. – Он вцепился в мою сумочку и попытался вырвать у меня из рук. И хотел меня укусить!
– Он не пытался вас укусить, – возразила Элиза, входя в холл. – Вилли не кусается.
Глаза Эдит вновь наполнились слезами.
– Но он хотел меня укусить! Он хватал зубами одежду и лаял как цербер! И еще…
– Так он тебя укусил или нет? – перебил сестру Хью.
Если пес действительно кого-то укусил, ему тут не место, как бы Элиза ни была к нему привязана.
– Он пытался!
– Мне так жаль… – чуть не плача, пробормотала Элиза.
Обнимая старшую дочь, Розмари повернулась к невестке и сказала:
– Эдит в детстве укусила собака. Ваша собака, возможно, и не причинила ей вреда, но очень напугала.
– Мы с Элизой придумаем, как сделать, чтобы пес к тебе не приближался, Эдит, – проговорил Хью.
«Ты предатель», – взглядом сказала ему сестра.
Розмари повела Эдит наверх, а за ними молча последовала Генриетта. Хью посмотрел на жену и поманил к себе.
Элиза тотчас подошла к нему, и Хью, ни слова не говоря, увлек ее в ту самую утреннюю комнату. Закрыв дверь, он обнял жену, а она судорожно вцепилась в его сюртук. И лишь сейчас Хью осознал, что Элиза напугана не меньше Эдит.
– Вилли не хотел ее укусить, не хотел… – повторяла она, уткнувшись лицом в грудь мужа. – Ему приглянулась ее сумочка. – Элиза отстранилась и показала ридикюль Эдит – необычайно яркое изделие из бирюзовой парчи с отделанным бахромой донышком и украшенной блестящими камешками ручкой из плетеной тесьмы. Бахрома частично пострадала от зубов Вилли.
– Это его не оправдывает, – проворчал Хью.
– Конечно, нет! – воскликнула Эдит. – Вилли вел себя из рук вон плохо! Я лишь хотела сказать, что он не пытался ее укусить и не нападал на нее. Ему была нужна лишь эта сумочка!
– Да, знаю…
В очередной раз вздохнув, Хью уселся на диван. Немного помедлив, Элиза присела рядом с мужем, обняла и спросила:
– Дорогой, что случилось? Я заметила, что ты пришел расстроенный.
– С чего ты взяла? – Хью улыбнулся.
– Ну… я догадалась. А тут еще и Вилли… Мне очень жаль, что так получилось. Не понимаю, как случилось, что дверь оказалась незапертой.
– Мне надо было предупредить Эдит, – пробормотал Хью. – И я должен был заранее объяснить тебе, почему Вилли надо держать от нее подальше.
– Я и так не позволяла ему бегать по дому. Генриетта сказала, что Эдит в детстве укусила большая собака.
– Как приятно… – пробормотал Хью, закрыв глаза (Элиза массировала плечи, и ощущение было божественным). – Значит, Генриетта тебе об этом рассказала?
– Ну да. Ей захотелось поиграть с Вилли. Она любит собак, но ей никогда прежде не доводилось с ними близко общаться. Генриетта видела, как хорошо умеет вести себя Вилли.
– Он должен вести себя еще лучше, когда рядом Розмари и Эдит.
– А почему твоя мать не любит собак? – осторожно спросила Элиза.
Хью почувствовал нежное прикосновение ее губ к виску. Открыв глаза и внимательно взглянул на жену. Ее глаза лучились добротой и участием.
– После того укуса у сестры на ноге остался шрам. Мать тогда ужасно испугалась, что она получит заражение крови и умрет. Рана на ноге и впрямь долго не заживала.
– И по этой причине твой отец изгнал из поместья всех собак, – пробормотала Элиза. – Что ж, его можно понять.
– Генриетта тебе и об этом рассказала? – удивился Хью.
Элиза кивнула.
– Да, рассказала. Расстаться с Вилли навсегда у меня не хватит духу, но я знаю человека, который легко находит общий язык с собаками и который любит Вилли, и пес отвечает ему взаимностью. Это Ангус – сын нашего главного конюха. Я могу написать отцу и попросить его прислать Ангуса к нам. Не думаю, что папа мне откажет. Если, конечно, ты не станешь возражать.
– Разумеется, не стану! – воскликнул Хью. – Отличная мысль, леди Гастингс!
Элиза радостно улыбнулась и проговорила:
– Мне очень хочется понравиться твоим сестрам. И если бы не Вилли… Знаешь, когда Эдит выйдет замуж, мы можем отправить Ангуса обратно в Гринвич, если больше не будем нуждаться в его услугах.
Хью вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Увы, замужество Эдит сорвалось, и все это дело не стоило ни потраченного времени, ни нервов, ни усилий. Было бы лучше, если бы он уделял больше времени собственному браку, который с каждым днем устраивал его все больше.
– Дорогая, довольно об этом. Лучше скажи: ты подумала, каким образом занять своего мужа по-настоящему полезным делом?
– Пожалуй, – сказала Элиза, выгибаясь навстречу его губам. – Сегодня я трудилась над планом переустройства этой комнаты, а вскоре, надеюсь, смогу показать мой план Розмари.
Хью одобрительно кивнул. Пусть переустраивает – только бы это помогло им с матерью наладить отношения.
– А может, тебе пора подумать и о своем муже? – Хью накрыл ладонью грудь жены.
– Ах, дорогой, о нем я думаю целыми днями, – прошептала Элиза, задыхаясь от возбуждения. – Если бы я не заставляла себя думать об обоях и обивке, я бы зачахла от тоски.
Хью ответил ей хриплым смешком. Он не переставал удивляться, как сильно жена его возбуждала.
– А ты думал обо мне? – Она поцеловала его в шею.
– Да. – В данный момент ни о чем и ни о ком, кроме Элизы, он думать не мог. – Жаждал с тобой встретиться.
– Позволь мне утолить твою жажду, – прошептала она, расстегивая его брюки.
– Леди Гастингс, – задыхаясь, пробормотал Хью, – где вы научились этому?
– От Софи. – Элиза трогательно покраснела. – Вам нравится, милорд?
Вместо ответа Хью взял ее прямо на диване. Все получилось сумбурно и слишком быстро закончилось, но, обнимая Элизу, все еще сотрясаемую дрожью, граф думал, что ему чертовски повезло с женой.
Глава 20
Элиза спустилась к завтраку с самым решительным настроем.
Как и в прошлый раз, она услышала голоса, доносившиеся из столовой, и так же, как и тогда, вошла в комнату с улыбкой.
– Доброе утро!
На сей раз ее голос не дрогнул: ведь она член семьи, хозяйка дома, графиня Гастингс. При мысли об этом у нее все еще голова шла кругом, однако за те несколько дней, что Элизабет прожила в этом статусе, успела убедиться в том, что Софи была права, когда однажды сказала: «Чтобы тебя признали королевой, ты сама должна поверить в это».
