Хью тяжело вздохнул. Грудь его сдавила смертельная тоска. Конечно же, Элиза была не в курсе. Он уже достаточно хорошо знал свою жену, поэтому никак не мог заподозрить ее в соучастии. Элиза не выносила ложь. Она не способна на обман.
Но как мог Кросс так поступить со своей дочерью? Хью невольно сжал кулаки, его прямо-таки распирало от гнева. Ему ли не знать, какая она? Какого мнения надо быть о дочери, чтобы полагать, что мужчина по собственной воле не проникнется к ней симпатией? С чего он взял, что оказывает дочке услугу, добывая ей мужа шантажом и угрозами? Любой нормальный мужчина влюбился бы в нее, если бы провел в ее обществе несколько дней. Кросс мог бы почаще приглашать в гости молодых людей, а если в Гринвиче женихов мало, то мог бы снять дом в Лондоне и дать Элизе возможность пожить в столице. Позволил бы ей, в конце концов, пожить у леди Джорджианы – и у нее бы от поклонников отбою не было. И среди этих поклонников наверняка нашлись бы такие, кто сумел бы оценить не только состояние папаши, но и доброту Элизы, сердечность и дружелюбие… и даже красоту – не броскую, но от этого не менее притягательную.
«Спроси своего отца», – сказал он ей. Господи, куда же он ее отправил? К кому? Хью ужаснулся, осознав свою ошибку. Правду Кросс ей все равно не скажет. Все, что она может от у него получить, – это новая порция боли. И ведь этот человек заявил, что ни перед чем не остановится, если он окажется плохим мужем. Проклятье! Он отправил ее к тому самому человеку, который разрушит их брак и навсегда восстановит против него жену.
Хью вышел в вестибюль. За окнами уже брезжил рассвет. Форбс, управляющий клубом, подошел к нему с извинениями. Граф отмахнулся от него и, вручив ему свои фишки, попросил записать выигрыш на его счет.
– Мне надо немедленно ехать в Гринвич, – добавил он уже на выходе.
Глава 29
Элиза приехала в Гринвич с твердым убеждением, что справится с эмоциями и будет говорить с отцом совершенно спокойно, лишь задавая вопросы и воздерживаясь от оценок.
И дело вовсе не в том, что она не поверила мужу. Зачем ему лгать? Более того, она нисколько не сомневалась в том, что Хью ее полюбил. Но как же больно было услышать из его уст правду о начале их отношений… Нестерпимо больно! Она должна понять, почему с ней так поступили и каковы были истинные намерения отца, задумавшего все это…
О, папа… Элиза всхлипнула. Как мог он так с ней поступить?
Дворецкий, увидев Элизу, в изумлении раскрыл рот.
– Мисс Кросс? Прошу прощения, леди Гастингс… – смутился Робертс и низко поклонился дочери хозяина.
– Пустяки, Робертс. Какая разница, кто я? – сказала Элиза, передавая ему плащ. – Отец дома?
– Еще нет, мэм, но скоро будет.
– Я его подожду, – сказала Элиза.
Дворецкий бросился провожать ее в утреннюю комнату. Там было темно, и Робертс зажег все лампы, потом пробормотал:
– Я скажу ему, что вы здесь, сразу же как только приедет, сию же минуту.
– Спасибо, Робертс, – с улыбкой кивнула Элиза. Дворецкий, добрая душа, служил у них еще с тех времен, когда Элиза была маленькой девочкой.
– Может, хотите чаю? – спросил дворецкий.
Элиза знала, что и кухарка, и ее помощницы уже давно спали.
– Нет, не надо никого будить. Мне и без чая хорошо.
– Как скажете, мэм. – Робертс поклонился и вышел.
Элиза с удивлением осмотрелась. Она чувствовала себя… как-то очень уж странно в том месте, которое еще совсем недавно считала своим домом. Всего лишь за несколько недель ее представление о доме изменилось, и теперь не этот роскошный особняк, просторный и нарядный, а скромный и запущенный домик на площади Сент-Джеймс стал ей родным.
«Какой у меня был выбор? – звучал в ее ушах голос Хью. – Либо в тюрьму – либо жениться». Да, выбор ужасный… Но как замечательно он ухаживал за ней… Она прекрасно помнила его проникновенный взгляд, когда он сказал, что хочет ее поцеловать. И он не шел напролом, не торопил события. Он ждал от нее ответной реакции и действовал лишь при ее поощрении. Интересно, как бы он повел себя, если бы она сказала ему «нет», отвергла его, отказалась принимать его ухаживания?
По щеке Элизы скатилась слезинка. Она была уверена: Хью принял бы ее отказ и оставил в покое. Он просто не мог поступить по-другому. Она это точно знала, потому что видела, с каким отчаянным упорством он стремился уберечь свою сестру от горестного разочарования. И не только сестру. Он и ее старался уберечь изо всех сил, скрывая правду. У него были все основания ненавидеть ее отца. Будь Хью другим – мелочным и расчетливым, – он бы на следующий день после свадьбы все ей рассказал, и тогда бы она возненавидела их обоих: отца и мужа. Но Хью… был чуткий и добрый, порядочный и страстный, и он действительно ее полюбил.
Снаружи донесся скрежет колес о гравий. Элиза вытерла глаза – не надо, чтобы отец увидел ее заплаканной. Не успела она привести себя в порядок, как дверь широко распахнулась и в комнату стремительно вошел мистер Кросс – все еще в плаще и шляпе. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
– Рассказывай, что случилось. Почему ты приехала?
Элиза отступила на шаг, не позволив отцу взять ее за плечи и проговорила:
– Я приехала, потому что узнала о том, что ты сделал.
– Что?.. – Ей показалось, отец ее не услышал. С беспокойством глядя ей в лицо, он пробормотал: – Ты очень бледная…
– Я приехала, потому что узнала о том, что ты сделал, – повторила Элиза.
На этот раз до него дошел смысл ее слов, и лицо его словно окаменело. Элиза впервые видела отца таким.
– Что именно Гастингс тебе рассказал? – зловещим шепотом спросил отец.
– Правда ли, что ты скупил все долги Хью, не оставив ему выбора, вынудив жениться на мне? – спросила она.
– Вздор! – отмахнулся отец. – Кто сказал тебе такую чушь?
– Я нашла долговые расписки. Я знаю, что это сделал ты.
Отец был невозмутим. Но ответил не сразу.
– Да, я выкупил кое-какие долги Гастингса. Для перепродажи.
– Когда? – спросила Элиза.
Отец снова помедлил с ответом.
– Когда ты их выкупил, папа? До того, как он впервые пришел к нам домой? Если ты мне не ответишь, я сама обойду всех его кредиторов и узнаю правду.
Эдвард Кросс тихо вздохнул и пробурчал:
– До того.
– Зачем?
– Я воспользовался шансом, Лилибет. Гастингс показался мне хорошим парнем, и я подумал, что если граф узнает тебя, а ты его, то тебе он может понравиться.
– А у него ты спросил? Он этого хотел? – в отчаянии прокричала Элизабет.
– У него был выбор, – в раздражении проворчал отец. – Я не говорил ему, что он обязан на тебе жениться. Никогда не говорил. Мы… вели переговоры. Обсуждали условия. Если бы ты его отвергла – значит, так тому и быть. Он, между прочим, потребовал неустойку в том случае, если его ухаживания не будут приняты. Так что Гастингса едва ли можно назвать невинной жертвой.
