– Что сделал Гастингс? – Софи привыкла брать быка за рога. – Почему ты от него уехала?
– Мой отец подкупил Гастингса, и тот согласился за мной ухаживать, – ответила Элиза, не узнавая собственный голос. – Граф притворялся, что восхищается мной, и добился того, что я его полюбила. Но он… Он ничего ко мне не чувствовал.
Джорджиана беззвучно вскрикнула. Софи же нахмурилась и сказала:
– Тут нужны более подробные объяснения. А также чай.
Чай вскоре принесли, и Элиза начала свой рассказ с самого начала – с первой встречи со своим будущим мужем. Джорджиана сопровождала рассказ подруги то возмущенными восклицаниями, то сочувственными междометиями, тогда как Софи задавала вопросы – прямые и точные.
Когда Элиза закончила рассказ, Джорджиана вскочила со стула и, всплеснув руками, воскликнула:
– Какой ужас!
– Не горячись. – Софи смерила Джорджиану строгим взглядом и, обращаясь к Элизе, спросила: – Ты любишь Гастингса?
– Да, – призналась она. – Очень, даже после того, как обман раскрылся.
– И хочешь жить с ним в счастливом браке?
– Да, – кивнула Элиза.
– Тогда ты должна ему доверять, – мягко, но настойчиво сказала Софи. – Доверять, пока не доказано, что он не достоин твоего доверия. Ты сама мне советовала то же самое, помнишь?
– Но у тебя другой случай, – возразила Элиза.
Ее немного покоробило, что подруга ее же собственные слова обратила против нее. До замужества Софи хранила от герцога множество секретов, поскольку не была уверена в том, что герцог любит ее настолько, что сможет принять такую женщину со всем ее неоднозначным жизненным опытом. Но Элиза считала, что любящие люди не должны иметь друг от друга секретов, и не сомневалась в том, что герцог по-настоящему любил Софи. Разве можно не любить такую красавицу и умницу? Софи не разделала оптимизма Элизы, но той удалось убедить подругу в том, что если она откроет герцогу все свои тайны, то он полюбит ее еще сильнее.
– Герцог был влюблен в тебя до безумия и…
– Это ты так считала, – перебила Софи. – А я лишь надеялась на это, но ничего точно не знала, пока не выложила ему всю неприглядную правду. Я очень боялась, что он, узнав обо мне такое, больше не захочет меня видеть.
Элиза промолчала, но теперь ей стала понятна вся рискованность подобных откровений.
– Софи, он ведь притворялся, что любит ее, а сам не любил! – возмутилась Джорджиана. – И ты хочешь, чтобы Элиза ему все простила? Такие поступки нельзя оставлять безнаказанными.
– А притворялся ли он? – спросила Софи, пристально глядя на Элизу. – Он же сказал ей, что не говорил о любви, пока по-настоящему ее не полюбил, не так ли?
Джорджиана презрительно фыркнула.
– Говорил, не говорил – какая разница? Он позволил ей поверить в то, что она любима!
«Я поверила в это потому, что хотела, чтобы это было правдой», – со щемящей болью в груди подумала Элиза.
– Точно так же как ты позволяешь леди Сидлоу думать, будто отправила Надин за светской хроникой, а не за очередным бульварным романом, – съязвила Софи.
Подруги по-прежнему находили особое – непонятное Элизе – удовольствие в такого рода пикировках.
– Надин и газеты мне приносит, – возразила Джорджиана. – Да, я вынуждена хитрить и изворачиваться, и умею это делать. Но от того, что я прочту несколько лишних романов, никому вреда не будет, а вот Гастингс…
– Хью не разбивал мне сердце, – тихо сказала Элиза. – На нем этого греха нет.
Джорджиана и Софи одновременно к ней повернулись и, обменявшись взглядами, опустили глаза; они поняли, что хотела сказать их подруга. Сердце ей разбил не Хью, а ее отец, мистер Кросс, который и им обеим был как отец.
А Хью действительно не лгал, думала Элиза, просто держал язык за зубами, потому что не хотел причинять ей боль, а вовсе не потому, что стремился извлечь из этого какую-то личную выгоду. Другое дело – ее отец. Обман был важной составляющей его хитроумного плана. Даже не важной, а основной. Хью был поставлен в такие условия, при которых не видел для себя иного выхода, кроме как начать ухаживать за ней, и они стали мужем и женой только потому, что Хью решил: у них есть шанс стать счастливой семейной парой. А если бы он не верил в такую возможность, то не стал бы делать ей предложение и не женился бы на ней. Суммы возможной «неустойки», обещанной ее отцом, и так хватило бы Хью на приданое сестры. У Элизы не было повода сомневаться в том, что вчера муж сказал ей правду. Возможно, ей следовало лучше подумать, прежде чем набрасываться на него с обвинениями.
Элиза в ужасе вздрогнула. Неужели она совершила роковую ошибку? Но развить эту мысль помешал стук в дверь – это миссис Эптон предупреждала о своем приходе.
– Прошу прощения, леди, но к нам пожаловал еще один гость. Лорд Гастингс внизу дожидается вашего разрешения.
Сердце Элизы радостно вспорхнуло, а грудь наполнилась счастливым томлением. Она сказала «да», не успев ни о чем подумать, ничего не решив. Но еще до того, как успела произнести это «да», она услышала знакомые шаги. И Хью не шел, бежал, перепрыгивая через ступени. Не успела миссис Эптон выйди за дверь, как в комнату, задыхаясь, влетел граф Гастингс.
– Элиза!.. – Увидев ее, он выдохнул с облегчением и добавил: – Слава богу…
– Вы пришли вымаливать прощение, сэр? – с холодной надменностью поинтересовалась Джорджиана.
Элиза вспыхнула, а Хью, не сводя с нее глаз, прохрипел:
– Да, именно так.
– Ну что ж… – начала Джорджиана, но Софи тотчас ее перебила:
– Пойдем-ка лучше проведаем Вэра. Может, расскажет нам что-нибудь новенькое.
Взяв Джорджиану под руку, Софи, не реагируя на протесты подруги, вывела ее из комнаты.
Хью закрыл за ними дверь, и теперь в комнате остались только они с Элизой.
Хью выглядел ужасно: был небритый, растрепанный, с покрасневшими от недосыпания глазами и темными кругами вокруг них, в несвежей одежде.
– Элиза, ты… здорова?
Ей хотелось подбежать к нему и расцеловать, успокоить, приласкать. Даже после всего случившегося желание заботиться о нем никуда не исчезло.
– Да, я здорова, – ответила она и, судорожно сглотнув, добавила: – Ты очень плохо выглядишь, Хью.
Едва заметно усмехнувшись, граф окинул взглядом свой костюм и пробормотал:
– Да, стоило бы побриться, а еще переодеться, но я не мог ждать.
«Он не мог ждать, не мог ждать…» – обрадовалась Элиза и зачем-то спросила:
– Как ты догадался, где меня искать?
– Не я, Генриетта.
Из горла Элизы вырвался возглас удивления, и Хью расплылся в улыбке, сразу сделавшей его похожим на самого себя, на того сдержанно-ироничного и чуть насмешливого Хью, которого она так любила.
