Обращает на себя также связь топонима с «постоянным эпитетом» (макура-котоба). Так, например, макура-котоба к провинции Исэ является сочетание камикадзе (божество + ветер), к бухте Мирумэ — масокагами («чистое, прекрасное зеркало») и т. д. В «Идзумо-фудоки» происхождение названия данной провинции выводится из считающейся первой в истории японской поэзии «короткой песни» — танка, якобы сложенной Сусаноо, в которой встречается словосочетание якумо тацу («там, где встают восьмислойные облака»), которое впоследствии стало считаться макура-котоба к провинции Идзумо. Приведем стихотворение «Кодзики», в котором встречаются три макура-котоба, причем к фабуле повествования они не имеют никакого отношения:77
«Поднимаюсь,
Поднимаюсь к дворцу
По реке Ямасиро,
Где гора за горой.
Миную Нара —
Землю голубой глины,
Миную Ямато —
Землю маленьких щитов.
Земля, что хочу увидеть —
Это Такамия в Кадзураки,
Где мой дом».
Некоторые из макура-котоба не поддаются адекватной дешифровке, что свидетельствует как о древности их полузабытого происхождения, так и об осознании их важности — ибо они были удержаны культурой.
Оставляя в стороне проблему смысловой интерпретации этих постоянных эпитетов к топонимам, отметим наиболее существенное для нашего изложения: каждая местность (географический объект и его символическая манифестация — топоним) обладает (в пределе) некоторым присущим только ему качеством, которое может быть растолковано только лишь на основании мифов и преданий (как сохранившихся, так и утерянных). Поскольку религиозная система синтоизма фактически предполагает, что ее ранний пантеон состоит из божеств, имеющих локальный характер (их власть ограничена определенным регионом), в каждое из стихотворений такого рода в качестве его составной части входит «осколок» (или же «конденсат») обращения («молитвы», «гимна»), имеющий адресатом местное божество, без чего такое стихотворение не будет обладать требуемой магической силой — катодами («дух слова»). Чрезвычайно показательно, что название архаического ритуала брачных игрищ утагаки может быть истолковано как «песенная изгородь», т. е. определенная сакральная территория, отгороженная песней от профанного мира. Сама же местность может называться по имени обитающего там божества (божеств), т. е. наблюдается полное совпадение теонима с топонимом. Так, согласно «Нихон сёки», местность Асо была названа по имени двух божеств — Асо-цу хико и Асо-цу химэ (цу — показатель притяжательности, хико и химэ — форманты мужского и женского имен). Очень часто наблюдается также частичное совпадение топонима и теонима — топоним (местообитание божества) входит в состав теонима.
Постоянный эпитет продолжает «работать» и в прозаическом тексте, когда тот описывает ритуально отмеченную ситуацию. Содержащие в себе очень древние пласты представлений средневековые сочинения «Ко:тай дзингу: гисикитё:» и «Яматохимэ-но микото сэйки» («Истинные записи о принцессе Яматохимэ») повествуют о перенесении храма Аматэрасу из Ямато в Исэ, осуществленное дочерью государя Суйнин по имени Яматохимэ. Во время своего путешествия она спрашивает местную знать о названии земель, и каждый раз получает ответ, содержащий в себе название земли с эпитетом, совпадающим с макура-котоба, известными нам из поэтической традиции. После открытия названия земли их правители преподносят принцессе «храмы и дома» (свои владения), т. е. открытие имеющего сакральный смысл топонима приравнивается к акту дарения, признанию своей зависимости от правящего рода.
«Подключение» магических потенций божества с помощью называния его в топонимическом коде было призвано обеспечить установление гармонических отношений в макрокосме. В связи с этим особое значение имеет другой традиционный прием раннеяпонской поэзии — ута-макура (топоним-зачин, как определяет этот термин И.А. Боронина), буквально означающий «изголовье песни» (т. е. ее основу, то, на чем она покоится). Этот прием был чрезвычайно распространен в японской классической поэзии (в том числе и в «Манъё:сю:»), а в средневековье ему было посвящено немало поэтологических трактатов. Эти трактаты в своей «классической» форме представляли собой некоторый каталог, где каждому топониму соответствует некоторое определение (число таких пар составляет более двух тысяч, что само по себе может служить доказательством как развитости местной поэтической традиции, так и глубины проработки реальных ландшафтов).
«Изголовье песни» представляет собой топоним, стоящий в начале стихотворения в определительной позиции, указывая как на имя нарицательное (растения, травы, продукция данной местности, луна, остров, снег и т. д.), так и на имя собственное (обычно — другой топоним), и почти никогда не имеющий непосредственного отношения к той новой, приращиваемой, собственно лирической, информации, которую сообщает автор. Например, топоним Хикэта служит определением по отношению к «молодым каштанам»:77
«В Хикэта
Поле с молодыми каштанами…
Когда б была молода ты,
Как сладко было б ласкать тебя!
Но состарилась ты!»
(Пер. И.А. Борониной)
Если бы в стихотворении шла речь не о любви, а о чем-нибудь другом (скажем, об отгрузке свежесобранного урожая), то все равно в Хикэта продолжали бы расти те же самые каштаны!
Таким образом, ута-макура служит репрезентацией некоторого «вмещающего» в себя все стихотворение ландшафта, а через него (точно так же, как и в случае с макура-котоба) — и местного божества, с которым были связаны локальные мифы, предания, ритуалы.
При этом обращает на себя внимание, что японская поэзия, как правило, избегает прямого называния имен божеств. Это было, безусловно, вызвано запретами, налагаемыми на их произнесение в определенных ситуациях. А потому и обращение к божествам могло носить опосредованный характер. Устойчивым приемом преодоления запрета стало использование топонимического кода — топоним выступает заместителем теонима. Поскольку население Японии отличалось высокой степенью оседлости, то сама связь между топонимом (повторим — заместителем теонима) и населением конкретной местности имела особенно прочный характер. Рождение в данной местности означало приобретение покровительства местного божества, и этого было достаточно, чтобы претендовать на владение ею (т. е. связь человека с божеством имеет взаимообусловленный характер). В «Нихон сёки» говорится: «Уезд Кадзураки — то место, откуда я происхожу, и наше имя происходит от названия этого уезда. А посему прошу пожаловать мне этот уезд навсегда, дабы он стал моим владением». Недаром поэтому столько японских фамилий происходят от топонимов. Причем связь эта настолько прочна, что в древности и средневековье зачастую невозможно разделить — где топоним совпадает с названием рода (клана, фамилией), а где он является простой отсылкой к месту рождения («Маро из местности N»). И в этой фамилии (топониме-теониме) заключена чрезвычайно значимая для культуры информация о мифо-историческом (квазиисторическом) прошлом.
