Площадь поселений периода кофун значительно возрастает по сравнению с предыдущим периодом. Так, площадь одного из наиболее крупных поселений времени яёй Карако-Каги составляет 22 тысячи кв. м. Площадь же поселения курганной эпохи Макимуку, расположенного на территории той же самой префектуры Нара, равняется одному квадратному километру. Макимуку, по всей вероятности, представляло собой центр схождения многих торговых путей, о чем свидетельствует большое количество керамики, завезенной из других регионов (около 15 %).
Несмотря на существующие региональные отличия в типах курганов и содержащейся в них погребальной утвари, длительность существования самой этой традиции (в Восточной Японии строительство курганов начинается и заканчивается позже, чем в Западной), принципиальное единообразие курганов на столь значительной территории достойно удивления. Оно свидетельствует о быстроте распространения культурно значимой информации на всей территории государств Ямато. Механизмы передачи этой информации, причины их высокой эффективности не могут считаться выясненными на данный момент. Ключ к ответу на этот вопрос следует, видимо, искать в нескольких направлениях: особенностях властных отношений; высокой плотности населения; условиях расселения, способствующих быстрому прохождению сигнала; готовности населения к усвоению новой информации. Пока же мы лишь указываем на проблему и отмечаем, что и впоследствии в определенных областях японская культура продемонстрировала свои высокие потенции в части информационной проводимости.
* * *
За период кофун Япония претерпела очень значительные изменения социального и культурного порядка. Период кофун демонстрирует значительную социальную и имущественную дифференциацию, выделение непроизводительного слоя «управляющих», высокую степень отчуждения труда (трудовая повинность). В результате разрозненные общины времени яёй были объединены под властью правителей Ямато, обосновавшихся в районе Кинай. Это стало возможным ввиду опережающего технологического развития этого региона: увеличивавшейся продуктивности хозяйства благодаря усовершенствованию ремесленнических и агротехнических навыков, более широкому применению металлического оружия и орудий труда (металлические серпы, лопаты и мотыги с железной окантовкой), активным контактам с континентом (прежде всего с государствами Корейского полуострова).
Раздел II
Раннеисторическая Япония
Глава 6
Письменные источники по ранней истории Японии
Поскольку дальнейшее изложение основывается уже не только (и не столько) на археологическом материале, мы должны рассмотреть проблему распространения письменности в Японии, а также определить специфику (т. е. границы допустимого использования) тех письменных источников, с которыми нам приходился иметь дело при реконструкции историко-культурного процесса. Следует при этом оговориться, что взгляды на данную проблематику значительно изменились в последнее время, что связано как с появлением новых данных (особенно это касается надписей на деревянных табличках моккан), так и с переосмыслением прежних.
Эпиграфика.
Наиболее ранние данные эпиграфики, свидетельствующие о знакомстве обитателей архипелага с китайской письменностью, относятся еще к периоду яёй. Это не слишком многочисленные надписи на бронзовых зеркалах, произведенных в самом Китае и на Корейском полуострове. Несколько позже, с середины яёй, подробные зеркала стали изготавливаться и на территории Японского архипелага. Подавляющее большинство таких зеркал находят в захоронениях. Надписи на зеркалах представляют собой, как правило, род заклинательных текстов даосского содержания. Поскольку зеркало является моделью солнца, то многие из них украшают надписи, прославляющие солнце. Например: «Если солнце будет светить, то в Поднебесной будет очень светло». При этом считается, что все надписи на изготовленных на территории Японии зеркалах имеют прямые китайские прототипы, а формы многих знаков настолько искажены, что возникают совершенно справедливые сомнения в умении их изготовителей читать эти надписи.
Не подлежит сомнению, что среди переселенцев с материка были люди, владевшие письменностью. Однако стадиальное состояние японского общества было таково, что оно не обладало потребностями (управленческими, религиозными, технологическими) в сколько-нибудь широком применении письменности. Происхождение эпиграфики на бронзовых зеркалах может быть истолковано двояким образом (при этом данные интерпретации не исключают друг друга). Во-первых, надписи на зеркалах могли быть сделаны переселенцами, которые какое-то время сохраняли свою культурную идентичность, а затем в значительной степени утеряли ее, растворившись в местной культуре и социуме. Во-вторых, японские мастера могли копировать китайские зеркала, употребляя иероглифику в качестве элемента орнаментального украшения, не понимая смысла написанного. В любом случае этот тип письменных источников полностью зависим от своих китайских прототипов (вплоть до датировок по китайским девизам правления) и отражает реалии тогдашнего японского (протояпонского) общества в минимальной степени.
В условиях удаленности от Китая, когда информация оттуда поступала спорадически, наблюдается определенное отставание знаний обитателей архипелага от развития событий на континенте. Так, в 1986 г. неподалеку от современного Киото было обнаружено зеркало, которое датируется четвертым годом девиза правления Цзин-чу (240 г.), в то время как в реальности этот девиз правления был изменен годом раньше.
Именно потому, что реальной потребности в употреблении письменности еще не существовало, эпиграфика не получает сколько-нибудь серьезного развития вплоть до второй четверти VII в. Немногочисленные исключения представляют собой надписи на мечах и буддийских статуях, которые, однако, по сравнению с зеркалами представляют собой намного более важный источник для исторических реконструкций.
Железные мечи с надписями находят в курганных захоронениях. Эти мечи датируются, как правило, V в. С бронзовыми зеркалами из погребений их объединяет то, что надписи на мечах тоже не были предназначены для того, чтобы быть читаемыми людьми. Таким образом, целью всех имеющихся надписей этого времени была коммуникация с некими потусторонними силами, а это показывает, что письменность еще не стала медиатором, опосредующим отношения между людьми. Источниковедческая ценность этого типа эпиграфики заключается в том, что она отражает реалии собственно японского общества (титулатура правителя, имена собственные, социальная номенклатура). Лингвистические особенности надписей на мечах указывают на начало процесса адаптации китайского языка для нужд японского (при этом угадывается роль корейского языка как посредника между китайским и японским). Не прямая имитация, а некоторое переосмысление исходных реалий говорит об окончании этапа слепого ученичества. Следует, однако, помнить, что находки мечей с надписями исчисляются единицами.
После обнаружения знаменитого меча из Инарияма (1978 г., подробно см. о нем в главе «Формирование государства Ямато») с надписью из 115 иероглифов, на предмет наличия на них надписей было проверено около 300 мечей, находящихся на хранении в Археологическом институт города Касихара. Несмотря на применение съемки в инфракрасном излучении, результаты оказались обескураживающими: не было обнаружено ни одной надписи. Получается, что наличие надписи на мече следует рассматривать не как правило, а как исключение.
