Личные и социальные мотивы обращения правителей к буддизму оказались переплетены. Личностное начало, свойственное буддизму, возлагающему ответственность за совершение определенных деяний на индивида, диктовало необходимость обращения к нему и в такой экзистенционально важной области, как болезни. Именно поэтому в хрониках и других письменных памятниках содержится достаточное количество сообщений об обращении к буддийскому ритуалу исцеления в случае индивидуальных болезней (прежде всего самого правителя). Неразработанность в синтоизме концепции посмертного существования и воздаяния (в синтоизме любой человек вне зависимости от своих прижизненных деяний со своей смертью становится предком, т. е. объектом поклонения для своих потомков) также способствовала принятию буддийских представлений в этой сфере. С другой стороны, массовые болезни (эпидемии) по-прежнему оставались «в ведении» синтоистских божеств, «отвечавших» за коллективное благополучие. В ведении синтоизма оставались также и все природные явления (землетрясения, засухи, наводнения и т. п.), на которые не распространялось могущество будд и бодхисаттв. «Личное» (личное богатство, благополучие, индивидуальная судьба, посмертное существование) «обеспечивалось» буддизмом, в то время как за «коллективное» во многих случаях по-прежнему «отвечали» божества синтоизма.
Термины «коллективное» и «индивидуальное», безусловно, не описывают существовавшую ситуацию во всей ее полноте. Скажем, как быть с «государством»? С одной стороны, это надындивидуальное образование. С другой — государство персонифицировалось в правителе, и потому некоторые термины (микадо, кокка) означают одновременно как «государство», так и собственно правителя. В этой неразделенности изначально заключена возможность интегрирования в идеологическое обеспечение строительства государства (создание официальной идеологии) как буддизма, так и синтоизма. И здесь поначалу чрезвычайно большая роль принадлежала буддизму, воспринимавшемуся прежде всего как супермагический инструмент для обеспечения целостности государства.
Однако, как показал дальнейший исторический путь Японии, именно «примитивный» синтоизм сумел создать в результате системообразующую конструкцию, в то время как все иноземные учения выступали в качестве поставщиков отдельных элементов для этой системы — элементов, которые, будучи помещены в нее, радикально меняли свой первоначальный смысл.
Глава 8
Период Асука
Общая характеристика периода.
Вместе с воцарением Суйко в 592 г. резиденции правителей Ямато стали (за некоторыми исключениями) располагаться в бассейне реки Асука. В связи с этим и весь последующий период вплоть до переезда двора в первую постоянную столицу Нара (710 г.) обычно называют периодом Асука. Следует, однако, иметь в виду, что верхняя граница периода — вполне условна, поскольку последние годы «периода Асука» по своим основным характеристикам примыкают к следующему за ним периоду Нара.
С конца VI — начала VII в. чрезвычайно активно происходил процесс институализации японской государственности, и уже к концу VII в. в Японии сформировалось достаточно сильное государство централизованного типа. Этот процесс сопровождался проведением масштабных реформ. Их необходимость была вызвана конфликтом между прежним устройством общества, основывавшимся почти исключительно на кровно-родственной организации, и потребностями развивавшейся государственности, требующей преодолеть родовую организацию общества за счет усиления территориальных принципов управления. Кроме того, осознание своей неконкурентоспособности на международной арене, опасения относительно возможного вторжения со стороны Китая или Кореи в значительной степени диктовали потребность в создании новой структуры управления страной. Выбор новой стратегии управления сопровождался непрекращающимся противоборством между различными кровно-родственными объединениями, в основе которого лежали интересы наиболее влиятельных родов. Одной из основных форм этого противостояния была борьба за то, кому из возможных кандидатов предстоит взойти на трон.
Тем не менее, положение правящего рода как такового было, по всей видимости, уже достаточно прочным. Оно определялось как экономическими привилегиями в виде обширных земельных владений с приданными им крестьянами, так и сложившимся религиозным авторитетом верховной власти, заключавшимся в магических функциях, отправляемых правителем: молить богов о богатом урожае, дожде, участвовать в осеннем празднике урожая (ниинамэ мацури) и т. д. При этом функция правящего рода как поставщика верховного жреца для той религиозной системы, которая впоследствии получит название синто, никем, похоже, не подвергалась сомнению.
Как уже говорилось, каркас социально-политической системы в V–VI вв. образовывала структура, известная в японской историографии как «система удзи-кабанэ». Первоначально ее рамками были охвачены лишь роды, наиболее близкие к правящему, однако с течением времени на политическую арену стали выдвигаться средние и мелкие роды (среди которых было немало родов переселенцев с материка), представители которых стали занимать административные посты в формирующемся государственном аппарате (прежде всего в районах, непосредственно прилегающих к дворцу правителя).
Политическая история.
Политическую историю первой половины VII в. в значительной степени определяет динамика взаимоотношений между правящим родом и родом Сога.
Сога — топоним в провинции Ямато, современная префектура Нара, г. Касихара. Возвышение Сога началось в первой половине VI в., когда Сога-но Инамэ занял пост ооми. После него данный пост занимали его сын Умако и внук Эмиси. Когда войска Сога-но Умако одержали в 587 г. победу над влиятельным царедворцем Мононобэ-но Мория, род Сога занял ведущее положение при дворе, превратившись в род-поставщик невест для императорского дома. Эта традиция была заложена еще в правление Киммэй, когда его супругами стали две дочери Сога-но Инамэ, родившие будущих правителей Ё:мэй, Сусюн и Суйко. Рожденные от императоров сыновья женщин рода Сога становились принцами крови, престолонаследниками и правителями, оставаясь при этом в сильной зависимости от главы рода Сога, поскольку, судя по всему, тогдашняя система родства напоминала авункулат, предполагающий особо тесные и интимные отношения между племянником (внуком) и его дядей (дедом) по материнской линии (позднее подобные отношения с императорским родом поддерживал род Фудзивара).
Кроме установления тесных родственных отношений с правящим домом еще одна причина возвышения Сога заключается в том, что им удалось поставить под свой контроль достаточно многочисленных переселенцев «новой волны» с Корейского полуострова и из Китая, число которых особенно возросло во второй половине V — первой половине VI в. Среди них было немало ремесленников и образованных людей. Они активно участвовали в строительстве государственного аппарата (в частности, в формировании налоговой системы) в Ямато. Поселения этих иммигрантов (наиболее мощным был род Ямато-но Ая, букв. «ханьцы Ямато») были сосредоточены в бассейне реки Асука, в непосредственной близости от владений Сога. Неслучайно поэтому, что и дворцы правителей Ямато VII в. располагались именно там.
