Отказавшись от решения военно-политических задач на Корейском полуострове, японское государство, однако, еще не утратило в этот момент интереса к культурному взаимодействию с материком. Тем не менее, приоритеты были резко изменены. Если раньше наибольший интерес вызывали государства Корейского полуострова (в особенности Пэкче — именно через эту страну поступал в Японию основной объем культуросодержащей информации с материка), то теперь взоры японцев были обращены непосредственно к Китаю, который отныне стал служить основным источником культуросодержащей информации — как в области науки и техники, так и в сфере государственного строительства.
И выбор этот был совершенно осмысленным. После распада Пэкче и Когурё беженцы именно из этих стран предоставляли наиболее значительный контингент выходцев с материка, с которыми был возможен непосредственный контакт. Однако японское государство использовало их как носителей знаний не столько о Корее, сколько о Китае. Конечно, этому способствовало и осознание неоспоримого факта военного превосходства Китая — сама Силла, объединившая Корейский полуостров, находилась в очень сильной зависимости от Танской империи (ван получал инвеституру при дворе китайского «сына Неба», а престолонаследник должен был находиться в Китае в качестве заложника).
Ямато успело отправите несколько миссий к суйскому двору. Помимо решения чисто дипломатических проблем целью посольств было углубленное знакомство японцев с буддизмом (хроника «Суй-шу» сообщает относительно второго посольства 607 г.: «Прознав о том, что бодхисаттва-сын Неба страны западного моря (т. е. китайский император) покровительствует Закону Будды, [посольство Ямато] явилось ко двору вместе с несколькими десятками послушников, чтобы они изучали Закон Будды»). Таким образом, одной из основных целей контактов с Китаем уже в это время выступает получение знаний, т. е. навык обращения с некоторой информацией.
Япония продолжала направлять посольства и в Китай танский. В период с 630 до 894 г. было назначено 19 посольств (630, 653, 654, 659, 665, 669, 701, 716, 732, 746, 750, 759, 761, 762, 775, 778, 801, 834, 894 гг.), однако в силу различных обстоятельств реально были осуществлены далеко не все посольства. Были отменены миссии 746 (10-я), 761 (13-я), 762 (14-я) и 894 (19-я) гг. Кроме того, в число указанных 19 посольств входят и посольства не совсем «настоящие»: 12-е посольство 759 г., целью которого была встреча и сопровождение предыдущего посольства Фудзивара-но Киёкава; отмененное 14-е посольство 762 г., целью которого были проводы тайского посла; 5-е (665 г.) и 16-е посольства (778 г.), отправленные с теми же чисто церемониальными целями.
Таким образом, в танский Китай было направлено всего 11 полноформатных посольств. Обычно их возглавляли чиновники 4-го, т. е. более высокого ранга, чем послы в Силла и Бохай (5-6-й ранги), но, тем не менее, высшая японская аристократия в посольствах не участвовала, что свидетельствует об ограниченности политических и дипломатических задач, которые стояли перед посольствами. В то же самое время пребывание в Китае бывало достаточно продолжительным (обычно около 3-4-х лет), поскольку в задачу посольств входило не только церемониальное посещение «сына Неба» и принесение дани, но и сбор информации самого различного рода, которая была необходима для государственного строительства в самой Японии. Первое в VIII в. посольство 701 г. (возглавлялось Авата-но Махито), отправленное с 32-летним перерывом в связи с кризисом на Корейском полуострове, задержалось даже на семь лет, а буддийские монахи проводили в Китае от десяти до двадцати лет. Первые посольства к тайскому двору в VII в. состояли из одного или двух кораблей (на каждом — от 120 до 160 человек). В VIII в. отправлялось уже четыре корабля. Наиболее многочисленное посольство было отправлено в 838 г. — более 600 человек.
Следует иметь в виду, что Япония, находясь в зависимости от Китая как источника информации, не приняла практики инвеституры (получение от танского императора печати, удостоверявшей легитимность японского правителя) и оставалась, таким образом, независимым государством. Несмотря на явное недовольство, Танской империи пришлось с этим смириться. Но поэтому-то и отношение к Японии было намного более прохладным, чем к другим близлежащим странам. Во время новогодней церемонии 753 г., когда в Чанъани оказались посольства сразу четырех стран, японское посольство было поставлено на последнее место (посольство Силла стояло в первом ряду «восточных варваров», посольство «сарацинов» находилось на втором месте; среди «западных варваров» на первом месте оказались тибетцы, на втором — японцы). Это вызвало сильное неудовольствие японского посольства, озвученное заместителем посла Оотомо-но Комаро: «Несмотря на то что Силла издавна приносит дань Японии, ее поставили выше. Это не сообразуется с естественным порядком вещей». В результате этой дипломатической акции посольства Японии и Силла поменялись (или якобы поменялись) местами. Хотя этот рассказ «Сёку нихонги», основанный на отчете Комаро, вызывает сильные сомнения (так, японцы всегда квалифицировались Китаем как «восточные», а не как «западные» варвары), но, похоже, верно передаст общую дипломатическую обстановку: недовольство Китая Японией и международные амбиции последней.
Путешествие по морю считалось (да и было) делом весьма опасным, кораблекрушения случались часто, и в VIII в. около 30 процентов численного состава миссии гибло. До этого времени дело обстояло более благополучно: морской маршрут японских посольств проходил по наиболее короткому и безопасному водному пути — корабли оплывали с северного Кюсю и направлялись к Корейскому полуострову через Корейский пролив (останавливаясь на островах Ики и Цусима), откуда плыли вдоль корейского побережья Желтого моря на север, затем пересекали море, причаливая на Шаньдунском полуострове (так называемый «северный» или «Силланский» маршрут). Однако этот путь в Китай занимал много времени (из-за продолжительности путешествия по суше) и требовал кооперации с корейскими (Пэкче и Силла) властями. В связи с ухудшившимися отношениями с Силла, начиная с 661 г. японские посольства все чаще выбирали «южный маршрут» — через Восточно-Китайское море, — который представлял намного бо́льшую опасность. Следует также иметь в виду, что по сравнению со своими соседями (например, Силла) японцы были неважными мореплавателями (записи о датах отправления посольских судов свидетельствуют, что японцы плохо представляли себе направление муссонных ветров), а их суда не отличались совершенством — они не были оснащены поворотным парусом, и движение против направления ветра осуществлялось на веслах. Строительство двухмачтовых парусных судов, на которых отправлялись посольства, было таким редким событием, что могло удостаиваться упоминания в хронике. Когда японцы, попавшие на материк, возвращались на попутных судах Силла, путешествие обычно заканчивалось благополучно.
Иллюстрация 40. Посольское судно VIII в.
В состав посольств входили собственно дипломаты, специалисты (врачи, астрологи, фармацевты, ремесленники), знатоки китайской письменной традиции и монахи, экипаж кораблей составлял до 40 % общей численности миссии (конструктивное несовершенство судов компенсировалось мускульно-весельной силой). Помимо выполнения политико-этикетных задач, посольства являлись поставщиками разнообразной письменной информации — на приобретение книг выделялись специальные ассигнования. Не слишком большое количество посещавших Китай (в среднем за год число путешественников — по официальным каналам — можно оценить в 30–40 человек) позволяет сделать заключение, что, помимо переселенцев с материка (беженцы из Пэкче и Когурё), основным средством приобретения необходимой информации и навыков были книги, которые, после возвращения на родину, изучались, переписывались и распространялись под прямым патронажем (и одновременно контролем) государственных структур.
