Она кивнула. Почти забытое чувство защищенности окутало ее с ног до головы.
— Ты правда не уйдешь?
— Глупыш мой. — Он прижал ее крепче к себе и увлек за собой на кухню.
Устроившись на высоком подоконнике, она наблюдала, как муж готовит бутерброды, заваривает чай и звенит чашками. В его движениях было столько спокойствия, что хотелось поверить — это просто тихий семейный вечер, Степка спит у себя наверху, а они собираются почаевничать, прежде чем отправиться в спальню. Так хотелось поверить, что между ними все по-прежнему и что твердость его тела — только для нее, что нежность его глаз — только ей.
— Слезай, пойдем чай пить.
— Я кофе буду.
— Ну, будь, — усмехнулся он, — только чур я тебе растворимого насыплю и только две ложки, о’кей?
— Не о’кей, — покачала она головой, — я такой не умею пить, никакого смысла нет.
— А будет смысл, если у тебя печень треснет и сердце лопнет? — привычно отозвался Андрей, насыпая ей «Нескафе». — Пей давай и не капризничай. Помнишь, как в Анапе ты выдула тройной кофе и целый день ныла?
Дашка фыркнула:
— Ныла, потому как он был растворимый! И дурак ты, тройной бывает только одеколон.
— Откуда ты знаешь? — захохотал он. — Ты же одеколон не пьешь! Давай я тебе коньяку плесну в кофе?
Она кивнула:
— И побольше. Пусть будет коньяк с кофе, а не наоборот.
— Все у тебя не как у людей. — Он открыл бар и попросил: — Проверь пока, пожалуйста, телефонную розетку, она за дверью.
Дашка вскочила из-за стола и, вернувшись, доложила:
— Все в порядке.
— Ну и отлично. Вот твой коньяк с кофе. — Улыбка продолжала светиться на его лице, но в глазах мужа Даша видела боль.
Андрей отвернулся, заметив ее пристальный взгляд. Лишь бы она не догадалась, что он вместе с коньяком добавил ей в кофе настой из трав. Снотворное, которое ей порекомендовали еще во время родов, когда она не могла заснуть от сильных Степкиных толчков.
— Может быть, бутерброд съешь? — предложил Андрей, прекрасно зная, что в ответ услышит ее возмущенное: «Твои бутерброды с ума могут свести! Тем более после семи часов вечера!».
— Твои бутерброды с ума могут свести! — возмутилась Дашка.
Через несколько минут она уже клевала носом и норовила опрокинуть чашку, устраиваясь вздремнуть поудобнее на кухонном столе.
— Пойдем-ка, маленький…
Андрей подхватил ее на руки, донес до спальни, которая была когда-то их общей, с привычной легкостью избавил жену от одежды. Если бы так же просто он мог снять с ее лица выражение тоскливой безнадежности и неприкаянности! Она что-то пробормотала во сне, обхватила его живот обеими руками и беспокойно завозилась. Андрей прилег рядом и неуклюже, в нос, забубнил какую-то колыбельную. Такими вот нелепыми песенками он баловал маленького Степку. Часы пробили двенадцать, рождая новую ночь и перелистывая страницу с этим страшным, невероятно длинным днем.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
— Ты бы побрился, что ли, — предложил скучным голосом Славик.
Андрей крутился в своем шикарном кресле молча и сосредоточенно, до тошноты.
— Андрей Борисович, можно? — заглянула секретарша.
Славик вышел, шаркающей походкой демонстрируя равнодушие ко всему происходящему. Зазвонил внешний телефон. Одновременно вошла Лена с подносом.
— Как всегда? — уточнила.
Андрей, не реагируя на секретаршу, подхватил трубку. Но неудачно — что-то сорвалось, послышались короткие гудки. Он стер пот со лба и быстро положил трубку на рычаг. В нем тоже что-то оборвалось. Или это сказывалась бессонница, несколько часов за рулем, несуразица последних дней. Последних месяцев.
Он заметил, что секретарша изучает его щетину с меланхоличным удивлением, схожим с брезгливостью. Леночка ничего не знает, вообще в конторе никто не знает, его службе безопасности можно доверять полностью. Поэтому остальные будут смотреть на него вот так брезгливо и недоуменно. Надо взять себя в руки.
— Кто мне звонил?
Лена уткнула глаза в блокнот, словно звонков было тысяча с лишком, и запомнить все не представлялось никакой возможности.
— Максимов звонил за несколько минут до вашего прихода. И еще немецкий представитель звонит с самого утра, не мог вас на мобильном застать.
— Чего хотел?
— Перенести встречу, они уже выехали к нам.
— Кто? Кто выехал-то?
— Так немцы, Андрей Борисович. У вас же на три часа были переговоры назначены, они раньше освободились, уже едут.
Андрей провел рукой по щетинистому подбородку, задумчиво вздохнул.
— Иди, Леночка, и вызови ко мне какого-нибудь брадобрея. Немцев отправь к Вячеславу Сергеевичу. Ни с кем меня не соединяй. За исключением Дарьи Максимовны.
Леночке не удалось скрыть гримасу недовольства. Она вышла, а через минуту вернулся Славик.
— Тебе не кажется это свинством? — поинтересовался он, имея в виду немцев.
— Слава, это твоя работа, и я плачу за нее хорошие деньги. К тому же я последовал твоему совету и уже жду парикмахера.
— Я счастлив. Однако тебе не помешало бы освежиться изнутри. Извини, Андрей, но такое ощущение, что ты подгниваешь. В конце концов, ничего сверхъестественного не происходит, это можно было предвидеть, и сейчас…
— Вот именно! — заревел Андрей. — Можно было предвидеть! А я не предвидел, я прохлопал ушами и подставил собственного сына!
Слава треснул кулаком по столу, он мог себе это позволить.
— Хватит! Перестань наматывать сопли на кулак! Ребята делают все возможное и невозможное тоже, ты сейчас ничего не можешь изменить! Остается только ждать, понимаешь? Жди!
Комолов растерянно повел плечом.
— Не умею, Слава.
— Надо, Андрей. Мы справимся.
День набирал обороты, и казалось, что теплота Дашкиного тела, ее сонное бормотание и собственный скулеж, который он выдавал за пение, и небрежное, нечаянное касание родных губ — все это приснилось.
И последующий кошмар — тоже всего лишь ночной призрак.
Андрей позвонил куда-то, послушал гудки. Тошнота не отступала и была похожа на похмелье.
Кем измерена его вина, до каких пор он будет расплачиваться за ошибки, когда же перестанут собственные глупые, жестокие поступки тыкать его носом в грязь, словно нашкодившего щенка? Он и не думал об этом, лежа рядом с женой, впервые за долгие месяцы вдыхая родной ее запах, перебирая ее волосы, ощущая ее теплые губы у себя на плече. Он не думал об этом, когда зазвонил телефон, и надежда, словно мячик, подброшенный детской рукой, взлетела к сердцу. Нет, он и не предполагал, что прошлое настигнет именно сейчас и даст под зад коленом ему, уже спотыкающемуся, со сбитыми в кровь ступнями и неровным дыханием.