— Узнаем, когда откроем проход, — ответил граф. — Излишне ломать себе голову над объяснением этой загадки.
— А между тем я охотно отдал бы за это объяснение даже свои часы — последнее воспоминание об отцовском бриге.
— Лучше тебе сохранить их и работать. Мы еще не знаем, какой длины будет проход и сколько времени нам придется рыться под землей, пока мы выйдем на поверхность Если уж дело затянется, придется прибегнуть к крайнему средству: разрушить куббу.
— Что ты собираешься сделать, граф?
— Пока станем работать, Энрике. Потом я объясню тебе свою мысль.
Они взяли шпаги и снова принялись за трудную работу при свете коптивших факелов, так как в подземелье не проникало ни одного луча света.
Работали по-прежнему осторожно, предварительно удостоверяясь в плотности почвы и роя больше под трубой, чем поверх ее, чтобы она хоть отчасти служила защитой от обвала.
Таким образом прошел этот день, а за ним еще два. Проход имел теперь метров тринадцать длины, и уже можно было надеяться, что поверхность земли недалека, как вдруг обвалившаяся земля засыпала Энрике, работавшего впереди других, по пояс. Граф, стоявший за ним, едва успел отскочить на несколько футов.
— По-моему, легче сражаться со львом, чем изображать из себя рудокопа, — сказал тосканец. — Клянусь всеми камбалами Средиземного моря! Скверное ремесло!
— Мы бросим его, — сказал граф.
— Как? Ты отказываешься от надежды выбраться из этой могилы?
— Нет, друг, но мы заставим работать силу побольше нашей. Только сначала выберемся из этой дыры, чтобы новый обвал не засыпал нас.
Они медленно отступили назад и присоединились к Хасси, очищавшему от земли вход в галерею.
— Прикажи отнести подальше факелы и открой бочонок. Мне надо фунтов
[25]
десять пороха.
— Вы хотите заложить мину? — спросил мавр.
— Надо очистить почву. Дальше работать нельзя: мы дошли до песчаного слоя.
— А кубба не обрушится? — спросил мавр с беспокойством.
— Вчера я внимательно осмотрел своды подземелья и убедился в их прочности. Может быть, купол обвалится, а так же и стены куббы, но мы останемся невредимы.
— Ты очень красноречиво все описываешь, — сказал Энрике, по-видимому не убежденный этим объяснением. — Не хотелось бы, однако, чтобы все обрушилось и засыпало даже тоннель, на который мы положили столько труда.
— Часть его будет засыпана, но не весь он, за это я ручаюсь, потому что сотрясение произойдет выше, — ответил граф.
— Увидим, — сказал Энрике. — Если нам придется остаться здесь, то уже никто не спасется.
Факелы удалили от бочонков; затем Хасси взломал один из них и вынул фунтов десять хорошо сохраненного пороха.
Он завернул его в обрывок тряпки и перенес в галерею, тогда как граф изготавливал фитиль.
Энрике взял на себя закладку мины, так как имел некоторое понятие об этой работе. Через полчаса все было готово.
— Предупреждаю вас, что теперь на карту поставлена наша жизнь, — сказал граф серьезно.
— Мы знаем это, — ответили не без волнения Энрике и Хасси.
— Намочите ковры и бросьте на бочонки с порохом.
Легионер, мавр и Ару исполнили приказание, пожертвовав последним запасом воды.
Граф поцеловал Афзу и несколько мгновений держал ее за руки, пристально глядя ей в глаза.
— Аллах не допустит, чтобы погибла первая красавица Атласа, — сказал он, а затем обратился к мужчинам: — Ложитесь на землю.
Он взял фитиль, углубился в галерею и, положив его там, зажег, а сам выбежал обратно.
Выйдя из хода, он привалил к отверстию две огромные глыбы земли и закрыл ими вход.
— Ложитесь! — повторил он изменившимся голосом.
Сам он бросился рядом с Афзой, заслоняя ее своим телом, и с трепетом ждал взрыва.
Через несколько минут страшный грохот потряс всю куббу, и со всех сторон посыпались обломки.
Взрыв сорвал купол почти целиком, и стены куббы рушились, засыпая собою своды склепа.
XV. В бледе
— Рибо?
— Что угодно, господин вахмистр?
— Какие вести?
— Пока ничего нового.
— Еще не поймали?
— Нет, господин вахмистр.
— Да что же делает Бассо? Ведь я обещал ему две тысячи франков награды за поимку.
— Он вернулся вчера со всеми своими спаги пешком: все лошади пали после отчаянной погони.
— За кем? За Звездой Атласа?
— Нет, спаги гнались за подозрительным туарегом, ехавшим на великолепном скакуне-махари.
— Я приказал им иметь в виду одних только беглецов.
— Бассо думал, что этот туарег из шайки мавра, какой-нибудь слуга его или приятель, и он хотел захватить его, чтобы узнать, куда скрылись венгр и красавица.
— Собака этот граф.
— Не горячитесь так, вахмистр, иначе ваша рана может опять открыться. Выздоравливающему больному запрещается всякое волнение. Доктор уж говорил вам это.
— Как я ненавижу этого человека! Если дураку Бассо не удастся поймать его, я сам, как только поправлюсь, возьму продолжительный отпуск и пущусь в погоню за негодяем. Я поймаю его, хотя бы для этого мне пришлось изъездить весь Атлас и искать его в пустыне.
— Вы не должны говорить так много, иначе выздоровление затянется, а беглецы воспользуются этим временем, чтобы уехать так далеко, что уж придется отложить всякую надежду догнать их.
— Проклятая девчонка! — никак не мог успокоиться вахмистр. — Как провела меня!…
Этот разговор происходил в одной из комнат лазарета в бледе, куда в ночь бегства легионеров перенесли вахмистра. Рана его могла бы быть опасной, если бы природа не одарила его очень крепким организмом.
— Три недели полного покоя, — предписал доктор, поспешно вызванный Рибо, вернувшимся в комнату вахмистра после ухода Афзы. — Наложить повязку — вот и все. Такие люди выздоравливают и без помощи медика.
И действительно, вахмистр не умер, как опасался Рибо и другие, но к утру чувствовал себя гораздо лучше и начал быстро поправляться; медик бледа обнадеживал его, что он скоро станет на ноги.
— Рибо, — продолжал вахмистр, — ты действительно мне друг?
— Вы сомневаетесь? — ответил сержант с легким оттенком иронии, ускользнувшей от недальновидного солдата.
— Если так, садись на коня и отправляйся искать этого мошенника Бассо. Я не в силах дольше терпеть
— Где мне искать его?
