– И в результате стоящий перед тобой тип несет черт знает что, и все в курсе, все знают, что это чушь, но делают вид, что очень его ценят, и позволяют ему спасать свою главную ценность. Они называют ее «лицом»… Ты считаешь, это смешно? Я тоже! Но так оно с китайцами и происходит. О черт, как же я их не выношу…
Мойра уже не раз слышала это слово, «лицо», но не совсем понимала, что за ним кроется.
– Игнасио произносит обличительную речь против китайцев? – раздался рядом чей-то голос.
– Иди ты на фиг, Лестер.
– Игнасио не выносит китайцев после того, как они скупили двадцать процентов его любимого футбольного клуба. Вот вопрос: зачем он приехал и чем собирается заниматься в «Мин инкорпорейтед»? – посмеиваясь, подначил рыжий.
Мадридец бросил на него злобный взгляд.
– Пошел в жопу, Лестер, – сказал он, схватив Мойру за руку и так сжав, что она поморщилась. – Послушайся моего совета, – вдруг прибавил он низким, хриплым и совершенно серьезным голосом, – возвращайся домой, пока не поздно. Ты даже не представляешь себе, что здесь творится…
Мойра заметила, что с лица Лестера исчезла улыбка.
– Прекрати, – сухо сказал он. – Ты перебрал…
Оба смерили друг друга пристальными взглядами, потом Игнасио пожал плечами и ушел, смешавшись с толпой приглашенных. Мойра повернулась к Лестеру:
– Что он хотел этим сказать?
– Да ничего. Просто пьян, вот и все.
Она хотела еще что-то сказать, но Лестер ее опередил:
– Ну, так что, мы теперь соседи?
Она вопросительно на него посмотрела.
– Я живу в том же доме, этажом ниже. И Туве тоже. И Викрам. А Игнасио живет в Козуэй-Бэй. Вот увидишь: Хэппи-Вэлли – приятное место, в ней много французского; там ты себя почувствуешь как дома.
Мойра кивнула. И вдруг в ее памяти всплыла лента полицейского ограждения возле лифта.
– А ты в курсе, что там какой-то парень покончил с собой?
Лестер немного помолчал.
– Конечно, весь дом в курсе…
– Он работал у Мина?
– Да.
– Ты был с ним знаком?
Лестер моргнул глазами.
– Да. Он работал в Отделе робототехники.
– А ты знаешь, что с ним случилось?
Мойра внимательно вгляделась в лицо Лестера. Тот явно растерялся.
– Нет… Говорят, что парень переутомился, слишком много работал. Что его бросила девушка, китаянка. Такие дела… Я едва был с ним знаком… Во всяком случае, с компанией это никак не было связано.
– Что тебя заставляет так думать?
– Но ведь это же очевидно!..
– Вовсе нет, – заметила Мойра. – Если ты не знаешь, что там произошло, как ты можешь быть уверен или не уверен?
Лестер неловко повел плечами; ему явно было не по себе.
– Да я просто так сказал… Слушай, давай вернемся? Я хочу познакомить тебя с другими людьми из Центра.
Ей на память пришла сцена, свидетельницей которой она стала, когда вернулась за телефоном. Регина Лим тогда сказала Лестеру: «Она что-то скрывает». Мойра двинулась вслед за рыжим бородачом, не сводя глаз с его затылка.
* * *
Она захмелела и поняла это по тому мечтательному изумлению, которое овладело ею. Ее захлестнула волна всеобщего возбуждения, и после шампанского Мойра чокалась коктейлем из водки и мартини с множеством людей, с которыми не была знакома. Большинство из них работали в Центре, и в тот момент она целиком разделяла их энтузиазм, хотя, по зрелом размышлении, все они рассуждали настолько наивно и «отформатированно», что напоминали членов какой-то странной секты. В их устах понятия «цифровая революция», «данные», «искусственный интеллект», «алгоритмы» звучали как несокрушимая догма, как религия, которую нельзя ставить под вопрос.
Все они пребывали в уверенности, что готовят человечеству лучшее, светлое будущее, когда каждый человек будет непрерывно включен в дела других и тесно с ними связан, а такие понятия, как «свобода» и «насилие», будут заменены на «безопасность» и «здоровье». Мойра возразила, что неплохо было бы прежде спросить на эту тему мнение самого человечества, но они так на нее взглянули, будто она только что сморозила неуместную и неприличную бестактность.
И теперь Мойра смотрела на группы юных программистов, которые складывались и распадались, со стороны, с тем легким скептицизмом, который возникает при опьянении. Музыка звучала громче, но за душу не брала.
Ей стало душно, и она вышла на террасу, с удовольствием подставив лицо каплям дождя. Потом закурила сигарету, и дым на секунду облегчил болезненный спазм в животе. Ей показалось, что ее вот-вот вырвет.
– Что, поплохело? – раздался рядом с ней чей-то голос.
Она обернулась.
– Да, что-то мне не очень…
– Здесь душно, – сказал Джулиус.
– Думаю, я просто немного перебрала… Мне нехорошо. Наверное, пора домой.
Мойра ощутила, что он взял ее за руку и вложил что-то ей в ладонь.
– Проглоти, и тебе станет намного лучше.
Мойра разжала пальцы и увидела на ладони таблетку. Она подняла глаза на Джулиуса, который внимательно смотрел на нее, и по странному блеску его глаз догадалась, что сам он уже кое-что проглотил. Вид у него был самый что ни на есть бодрый. Мойра снова посмотрела на таблетку у себя в руке.
– Что это такое?
– Проглоти – и увидишь. Не бойся, ничего такого страшного…
«Не делай этого», – сказал где-то внутри тоненький голосок. Но алкоголь отпихнул этот голосок, и теперь он звучал где-то в дальнем уголке мозга, как слабое, еле слышное эхо. А голос покрепче ему возражал: «Ну что будет, если я попробую… И посмотрю, что произойдет… Ведь я уже однажды пробовала экстази…»
«Ага… и чуть не умерла, думала, сердце сейчас лопнет… неужели не помнишь?»
Мойра поднесла таблетку ко рту и запила ее большим глотком коктейля. Джулиус осклабился улыбкой на все тридцать два зуба.
– Гениально, – сказал он, взяв ее за руку. – А теперь пойдем. Нам надо немного поразвлечься.
* * *
«А-ха»… В колонках грохотала знаменитая норвежская поп-группа восьмидесятых годов. Пел солист Мортен Харкет, который поставил мировой рекорд, удерживая длинную ноту в песне «Summer moved on» целых двадцать секунд. У красавца норвежца были раскосые китайские глаза. Сейчас он исполнял мегазнаменитый шлягер «Take on me». Музыка бушевала и оглушала. Откинувшись на подушки дивана, Мойра прикрыла глаза. Она чувствовала, что вся покрылась потом, а сердце ее колотилось так, словно вот-вот начнется сердечный приступ. На колено ей опустилась чья-то рука. Она открыла глаза. Джулиус. Он уселся с ней рядом.
