На его губах появилась кривая усмешка.
– Этот город вырос на наркотиках. При попустительстве и сообщничестве банка «Эйч-эс-би-си»
[50] англичане стали самыми крупными наркодельцами в истории. Когда же Китай решил положить конец наркотрафику и сжег всю привезенную продукцию, которая отравляла мозги тысяч китайцев, Британская империя объявила ему войну. Повторные угрозы прозвучали со стороны Франции и России. В результате Китаю пришлось уступить и открыть свои порты для наркотрафика, который стал процветать на его территории, да еще к тому же и против воли торговать со своими врагами.
Губы его растянулись еще больше. «Какой чувственный рот, созданный, чтобы целовать… или кусать», – подумал Чань.
– Представьте себе, что картели колумбийских или мексиканских наркоторговцев, недовольных тем, что американские власти изымают их товар, объявляют войну Соединенным Штатам и требуют, чтобы их трафик оставили в покое… Это все уже было. А потому, господа, если вы и найдете на этом судне несколько граммов кокаина, то это будет капля в море обширной истории наркотиков в Гонконге.
– А Ронни Мок? – вдруг спросил Элайджа.
Чань поморщился. При чем тут Ронни Мок? И почему Элайджа о нем вспомнил?
– А что Ронни Мок? – осторожно спросил сын Мина.
– Я полагаю, вы знакомы…
– Ронни все знают. Его приглашают на праздники и вечеринки…
– А нынче ночью он здесь был?
– Нет.
– Какие у вас с ним отношения?
– Да особо никаких. Встречаемся на вечеринках, вот и всё.
– Вам известно, что Керри Лоу была девушкой Мока?
В глазах Джулиуса сверкнули искры, словно ударили сразу в два кремня.
– Разумеется.
– Говорят, Керри путалась со всеми, что подтверждают наши пробы и анализы, но ни в ее телефоне, ни в планшете мы не нашли ни одного заказа наркотика. Любопытно, правда? Мок считает, что кто-то ее снабжал. Лично я думаю, что вы… А вы, Джулиус, что думаете по этому поводу?
– Я вам уже сказал: только легальные тонизирующие.
– А вы ее трахали у него за спиной… Опасное занятие, если учесть милый характер Ронни.
Рот Джулиуса снова, как резиновый, растянулся в улыбке.
– А я люблю опасности. Они придают всему на свете особый интерес, особое напряжение…
– А оказаться на дне пролива и кормить рыб с закованными в цемент ногами – это уже чересчур продвинутый мазохизм, а? – заметил Элайджа.
И тут Чань впервые увидел тревожный огонек в глазах Джулиуса. Наверное, даже сын миллиардера боялся такого отморозка и садиста, как Ронни Мок. Разве что этот сынок сам не садист еще похлеще. Может, Джулиус и есть «Черный князь боли»? У него тоже широкие плечи, он тоже жесток и безумен… и такой же отморозок…
Элайджа извлек из кармана еще один сложенный листок и протянул его Джулиусу.
– Что это такое?
– День и час смерти каждой из жертв. Нам нужно твое алиби на каждую из дат. Пока не будет доказательств обратного, все указывает на тебя: ты был знаком со всеми четырьмя, ты добывал им наркотики, ты засек их в Центре…
– И что с того? Это все, что у вас есть? Конечно, я был с ними знаком: мы же работали вместе!
– И со всеми четырьмя ты спал!
– И с ними, и еще с кучей других, я вам уже говорил.
– А я хочу представить тебе ситуацию совсем по-другому, – тихо и спокойно проговорил Элайджа. – Либо ты сотрудничаешь со следствием, либо эта история дойдет до ушей Ронни…
Джулиус сморгнул и отвернулся к иллюминаторам, словно ища ответа там. Его красные глаза теперь вытаращились и пристально смотрели в одну точку.
– Ладно. Я предоставлю вам алиби на каждую из дат. Но вы должны понимать, что некоторые из них достаточно удаленны: прежде чем ответить, мне самому надо провести расследование. А пока я могу сообщить кое-что… Возможно, это сможет вам помочь.
Взгляды обоих полицейских обратились на сына Мина.
– Сэнди Чэн и Керри Лоу… – произнес тот, умело подготавливая эффект.
– Ну, и дальше? – нетерпеливо перебил Элайджа.
– Я дважды видел, как кое-кто следил за ними, когда расходились гости с моих вечеринок… И оба раза это был один и тот же человек.
– Мы его знаем?
– Возможно. Он работает в Центре. Его зовут Игнасио Эскуэр.
42
«Бостонский китобой», погрузившись кормой в воду, двигался сквозь туман. Ветер с моря хлестал по щекам, и, чтобы слышать друг друга, Элайдже и Чану приходилось кричать.
– Ты знаешь этого парня? – крикнул Старик, уцепившись за леер.
– Игнасио Эскуэр. Тридцать семь лет. Холост. Приехал из Испании два года назад по рабочей визе. Живет на Электрик-роуд в Козуэй-Бэй. Учился на факультете психологии в Мадридском университете, затем окончил две магистратуры в Независимом университете Барселоны: одну по специальности «психология и неврология поведения» и вторую по специальности «психология и когнитивная неврология». После обучения принимал участие в гуманитарных проектах в воюющих странах. А потом его завербовал Мин.
Ветер трепал седые, со стальным отливом, волосы Элайджи. Подняв воротник плаща, он поглядывал на Чаня, как учитель – на способного, но чересчур старательного ученика.
– Надо бы запросить Интерпол, нет ли у них на него чего-нибудь и не было ли у него неприятностей в Испании.
Чань без энтузиазма покачал головой. Интерпол – это куча писанины, административных хлопот и беготни по инстанциям. А в итоге – куча потерянного времени.
– Если б на него что-то было, его задержали бы иммиграционные службы.
– А что с обыском, когда проведем?
Чань пожал плечами:
– Департамент юстиции пока молчит – видимо, запрос где-то застрял.
* * *
На углу Мерлин-стрит и Электрик-роуд Чань и Элайджа задрали головы, любуясь сорокаэтажными башнями из стекла и бетона, высившимися вокруг. Жилище Игнасио Эскуэра располагалось чуть дальше, в доме 2806–2848 на Электрик-роуд. В нем было всего двадцать этажей, и выглядел он поскромнее. Полицейские запросили департамент иммиграции. Игнасио Эскуэр приехал в Гонконг по рабочей визе в рамках Tech Tas, Technology Talent Admission Scheme – пилотной программы, позволяющей предприятиям высоких технологий приглашать в Гонконг талантливых иностранных специалистов для работы в исследованиях и разработках в области биотехнологии, анализа данных, робототехники, кибербезопасности и искусственного интеллекта. Иммиграционная политика повсюду одинакова: прежде всего – мозги.
