Может быть, обитателей Гонконга, расположенного ближе всех к траектории движения монстра…
* * *
Стоящая на вершине Тай-Мо-Шань, самой высокой точки Гонконга, городская обсерватория ничем не отличалась от остальных метеорологических обсерваторий мира: купола, антенны, анемометры, термометры, электронные измерительные инструменты, регистрационные журналы. На самом деле обсерваторию, построенную в 1883 году Цим-Ша-Цюем, заменили на четырнадцать станций, разнесенных на всю территорию, из которых самая солидная – Тай-Мо-Шань. Когда урбанизация стала развиваться семимильными шагами и старую обсерваторию окружили небоскребы, все основные ее службы и заполненные графиками экраны и карты переехали в Коулун.
В этот день директор обсерватории, подвижный человек с пышной гривой седых волос, в темном костюме и шикарных очках внимательно и не без тревоги изучал показания экранов. Монстр, зародившийся в море возле Филиппин, сейчас достиг 1400 километров в диаметре. Ветры, поднятые этим колоссом, могли превысить скорость 300 километров в час. На этом основании ему уже присвоили пятую категорию по пятибалльной шкале. Это категория супертайфунов. Через двадцать четыре часа он станет первым тайфуном, затронувшим Филиппины, после прошлогоднего Манкхута, который, прежде чем добрался до Гонконга, погубил восемьдесят одного человека. Он был особенно опасен для деревенских территорий и полей, где пять миллионов человек жили в домах, построенных кое-как. Но директор обсерватории беспокоился сейчас не о населении Филиппин. Он поднял уровень опасности до девяти по десятибалльной шкале. На протяжении следующих дней радио, телевидение и световые панно станут информировать гонконгцев о передвижении монстра.
45
В то утро Чань подумал, что никогда не забудет этой картины и что она займет место в ряду тех, что преследуют полицейского всю жизнь. Таковы все сыщики криминальной полиции: у каждого есть своя коллекция воспоминаний, которая навсегда обезображивает их жизнь и никогда не оставляет в покое. Она изолирует их от остального мира, делает из них отщепенцев, в каком-то смысле парий, которые хорошо знакомы с изнанкой человеческой природы, а потому не могут до конца стать частью человечества.
Стать полицейским – значит приговорить себя никогда не иметь ни нормальной жизни, ни нормальной любви, ни нормальных мыслей… Но знал ли об этом тот юный полицейский, прежде чем увидеть то, что увидел в то утро на парковке? Техники в белых комбинезонах сновали вокруг машины и были, наверное, единственными представителями разумности и нормы среди этого безумия. Чань хорошо разглядел мальчика в униформе, который первым нашел тело. Он был бледен, как смерть, глаза его покраснели, все тело сотрясала дрожь.
Может, он плакал? Или его вырвало? Может, подумал в этот миг о своих близких? Знает ли он сейчас, что уже никогда не забудет увиденного?
Чань набрал в грудь воздуха, прежде чем подойти к лобовому стеклу и к широко распахнутой водительской дверце. Сидя за рулем, Игнасио Эскуэр внимательно смотрел вглубь парковки через лобовое стекло, но уже ничего не видел. Из его глаз, ушей и висков торчали длинные и тонкие металлические спицы, и точно такими же спицами были проткнуты спина и руки, лежавшие на руле. Чань почему-то подумал о собаке, на которую напал дикобраз.
На этот раз «Черный князь боли» был сдержаннее: никаких змей, никакой наготы, никаких пут… Но почему он выбрал жертвой мужчину? В мозгу немедленно всплыла гипотеза: убийца работал в Центре, и Игнасио его расшифровал.
– Как раз у нас на дороге, – раздался рядом голос Элайджи.
Старик неуклюже переминался с ноги на ногу.
– Всегда остерегайся слишком явного преступника, – философски произнес он, и Чань понял, что ему надо хоть что-то сказать, чтобы снять напряжение. – Опять все надо начинать сначала…
– Вовсе не обязательно, – ответил молодой полицейский.
– Что ты имеешь в виду?
– Если исходить из того, что Игнасио Эскуэр вычислил преступника и убили его именно за это, надо копать в этом направлении. Надо изучить его компьютер и телефон, просмотреть все заявки, которые он подавал, все слова, которые печатал, о ком наводил справки, и если у него нет где-нибудь секретных файлов…
Чань тронул за плечо одного из техников и указал на потолок, а следовательно, на все жилое здание.
– Туда бригаду уже отправили?
Техник кивнул и продолжил работу. Чань повернулся к Элайдже:
– Пошли.
По пути к лифту в глубине парковки он думал об информации, которую получил час назад: Мойра подала из метро сигнал, что хочет сообщить ему что-то очень важное. Он сразу забеспокоился. «Черный князь боли» теперь взялся за сотрудника Центра, который был чересчур любопытен. Или который его разоблачил. Другого объяснения Чань не видел. Как затравленный зверь, почувствовав за спиной свору собак, он делается все опасней и опасней… Что же будет, если Мойра в своих изысканиях зайдет слишком далеко? Если слишком приблизится к истине? Он за нее волновался, причем на самых законных основаниях, однако не обманывал себя: его волнение далеко выходило за рамки беспокойства следователя о свидетеле.
* * *
– DEUS, – сказала Мойра, – допустим, ты имеешь дело со множеством людей, но в этом множестве присутствует также меньшинство, чье мнение, вкусы, верования или идеология не совпадают с таковыми большинства. В этом случае с чем ты будешь считаться в первую очередь – с меньшинством или с большинством?
– С меньшинством.
– Почему?
– По правилу меньшинства.
– Разъясни мне это правило.
– В открытом демократическом обществе активное и менее толерантное меньшинство почти всегда навязывает свои идеи, предпочтения и диктаты большинству, отчасти посредством СМИ, которые создают им несоразмерную видимость, отчасти в результате пассивности остальной части населения.
Мойра вздрогнула, услышав такое высказывание, произнесенное безапелляционным тоном.
– Например?
– Например, курильщики могут находиться в пространстве некурящих, но некурящие не могут находиться в пространстве курильщиков. Следовательно, свои законы устанавливают некурящие.
– Ты привел неудачный пример, – возразила она. – Некурящих большинство, и их «нетерпимость» в данном случае продиктована простым стремлением не травиться дымом.
– Они установили свой закон не потому, что они в большинстве. Я говорил о свойстве асимметрии.
– Асимметрии?
– Да, в расчет принимается только асимметрия… Ну, вот, к примеру, почему до сих пор так распространен английский язык? Потому что огромное количество носителей других языков пользуются также и английским, даже если их английский не столь тонок, как родной язык. В то же время большинство людей, для которых английский является родным, ни на каком другом языке не говорят, хотя они и в меньшинстве в сравнении с населением всей планеты. И таким образом англичане, которые владеют только английским, разносят его по всему миру, говорящему на разных языках.
