Пройдя мимо ореха, я ласково погладил его по стволу. Тот только улыбнулся едва видневшейся улыбкой сквозь морщины коры и шумно выдохнул.
– Только ты меня понимаешь, – шепнул я с такой же улыбкой.
Этакая мужская солидарность, когда кругом почти все деревья и кустарники – женщины.
– Я все слышу, – вдруг проворчала вишня и уронила мне на голову несколько ягод.
– Подглядывать в мысли людские не есть хорошо, – усмехнулся я, успев все же поймать вишенки в руку.
– Но ты же не человек, – резонно возразила она.
– А разве это играет существенную роль?
Вишня угрожающе потрусила веткой, в этот раз все же попав мне по затылку, и что-то заворчала о наглых змеелюдах, которым все нипочем. Довольно ухмыльнувшись, я грызанул вишню, тут же поморщился от кислоты и со вздохом пошел к реке. Река тут и впрямь огромна. Те, кто не знал истины, и называли ее морем-окияном, чрез который мои дальние предки переносили девиц. На самом же деле это все – наглая ложь. Девицы были далеко не против сами выйти замуж за обеспеченного и красивого змеелюда. К женщинам у нас отношение уважительное, ведь они же воплощение Матушки Земли.
Волны с тихим шелестом накатывали на берег. Я остановился возле воды, задумчиво посмотрел вдаль. Ох, широка река, глубока. В такую не суйся, не зная броду. Замороченная река, заколдованная. Вода чары держит крепко, пронизывается ими от поверхности до дна песчаного. В такую войти – не абы какая смелость нужна. Уж сколько тут тонуло смельчаков, сколько красавиц от недоброй доли сгинуло… Только души их в реке навек остались, стали они духами из речных капель, пошли в услужение Водному владыке.
Ива приглашающе подняла ветку, и я нырнул в уютный шалашик из ее ветвей. Уселся на выступающий корень, вдохнул влажный воздух. Посмотрел на отпечаток ступней на влажной земле. Хорошо нам, змеям, у воды-то. И Доля, кажется, уже прониклась. Даже подсказывала Темнозару путь в облике милой водянички. Представляю, как он оторопеет, когда узнает, кого на самом деле поцеловал.
Ревность уколола тонкой иголочкой. Но тот поцелуй нормальным все равно не назвать, а богини ведь такие богини. Да и мы, цари, туда же.
– Что невесел, царь мой? – поинтересовалась с еле слышным шелестом ива. – Не захворал ли?
– Нет, душа моя, – улыбнулся я. – Все хорошо, просто задумался.
Ива, пожалуй, единственная, кто спрашивает искренне и даже не помыслит о том, чтобы после ответа подколоть или сказать какую-то язвительную вещицу. Сердце у нее доброе, изумрудно-зеленое, смотришь – и тонешь в этой зелени, аж на душе становится хорошо.
– А молчиш-ш-шь, – поделилась она наблюдением, потянулась ветвями-прутиками, нежно погладила по волосам.
– Будто я болтун, скажешь тоже.
Беда в том, что все живые деревья сада чувствуют настроение. А кто и мысли читать может. Пусть не точно, но кое-что все же видят хорошо. Поэтому даже если захочешь помолчать, то все равно не получится. А иве я отказать не могу. Она действительно помочь хочет.
– Про Калинов мост думаешь, царь мой? – мягко спросила она.
Про него, окаянного, а как же. Чтобы наконец-то соединить один берег с другим, людской да змеиный. Чтобы не пытались по воздуху да по воде пробраться к нам гости злые да нежданные. Мост раньше защищал. А потом люди вдруг решили, что не нужно им змеиное. Перевернули некоторые все с ног на голову. И стали вместо купцов присылать воинов.
– Про него, ивушка. Про него, голубушка.
Каленого металла мало, как и наших чар заветных. Нужна кровь. Змеиной-то вдоволь, бери сколько хочешь. Ни один из моих подданных не откажется послужить благому делу. А вот человеческая… Ведь издревле мост строили и те и другие. И жертвы приносились с обеих сторон. Именно это и защищало нас от всякой напасти. А вот теперь… Пусть Двурогая гора от нас далеко, а деревенька Ушбань, по идее, и не должна волновать. Только написала весточку, слезно умоляя помочь. Равнодушным не остаться, разумеется. Вот и думаем, что делать и как. А тут еще как нарочно утянуло в тот далекий край старшего сынка Кощея. Мы с Долей голову сломали, думая, как бы ему помочь. В итоге она обернулась водяничкой да попросила Водяного владыку помочь. Напрямую действовать не стала – ведь так можно и спугнуть ту, что вытворяет всякие гнусности у горы. Да и боги… они не всемогущи. К тому же что нехорошее сделать, так это в один миг. А дело доброе, так это еще надо постараться.
– Так, может быть, стоит все рассказать ей как есть? – ласково прошелестела ива.
Несколько листочков упало в воду, пошли круги. Листочки закружились зелеными лодчонками. Прилетел проказник-ветер, обнял ветви плакучей красавицы, сжал в крепких объятиях, а потом с дерзким хохотом выпустил. Она только рассмеялась тихонько, не стала укорять ни за что.
– А я и расскажу, – кивнул, подхватив лежавший у корня прутик и принимаясь чертить на земле разные символы. – Растолкую, чего уж там.
У Калины есть полное право отказать. Только знаю, что не откажет. Есть у меня что ей предложить. Например, рассказать, куда ее друг ненаглядный подевался. Да как разыскать глупышку, которая по незнанию своему обратилась совсем не к тем, к кому следовало.
Только вот захочет ли? Вдруг окажется, что мне про нее не всю правду сказали? Вдруг не столь жертвенна Калина из Полозовичей? А впрочем… сложно ли уговорить девицу, молодую да красивую? Сокровища есть, сыновья все – загляденье. Немного лести – и все получится.
И в то же время хотелось очень вздохнуть да криво усмехнуться. А вдруг и впрямь чудесница не просто умна, а мудра? Не зря же про нее мне всякое рассказывали.
– Что ты там шепчешь, царь мой? – поинтересовалась ива.
– Заклинание, – буркнул я.
– На удачу или на любовь?
– На… – начал было я и тут же задумался.
Хм, а, возможно, стоит подумать об этом. Любовь, разумеется, у девицы вызвать можно разными чарами, только кому оно надо-то? А вот очаровать – это другое дело.
Я поднялся на ноги и подошел к ивовому стволу. Положил руку на ивовый ствол и ласково погладил.
– Слушай, поможешь мне, красавица? – вкрадчиво поинтересовался.
– Что делать-то? – довольно улыбнулась ива.
И хоть глазами улыбки не увидать, а чувствуешь ее каждой невидимой чешуйкой на коже. Любит меня, мечтательница зеленая. А еще больше – дела сердечные. Ух, как она от меня прятала среднего сына с его зазнобушкой. Это же видеть надо было! Ветвями запрячет, корни из земли поднимет, с речкой договорится. Я только подойду, а она сразу: «Как поживаешь, царь мой? Правда ли, что наладишь торговые отношения с Алмазной Ордой? А что князья болотные? Хорошо ли себя ведут, не буянят?»
Не знай я иву, получил бы сразу шок. С каких пор эта страдалица вдруг политическими делами заинтересовалась? Да и какая пташка могла ей нашептать? Пташку потом выловил, кстати. Такого жирного и нахального филина еще в жизни не встречал. Пришлось учинить допрос: кто таков да как сюда попал? А этот гад только глазами своими желтыми да жуткими – хлоп-хлоп. Мимо, говорит, летел. Заплутал, говорит. Дяденька, вы меня отпустите, я честно не воровал яблок из вашего сада. И так пытается спрятать в лапе огрызок. Сволочь. Мне яблоня потом натуральный скандал закатила, де что ее, несчастную, всякие птицы лупоглазые обирают. Так еще и на ветку садятся и громко чавкают.
