– Он нас ждет, – бросила через плечо Доля, останавливаясь у дверей из золотистого дерева.
Коснулась длинными пальцами ручки в виде головы медведя, тут же раздался звериный рык, а потом – металлический звон.
– Свои-свои. – Недоля искривила в ухмылке тонкие губы. – Впускай уж.
Дверь бесшумно отворилась. Я только успел заметить, как полыхнули рубиновым светом медвежьи глаза.
Мы вошли. Э-хе-хе, а кузница Богатыря-Солнца – это вам не человеческая и не змеиная. В могучих руках огромный молот как игрушка детская, на ярмарке купленная. Пламя полыхает жарко, мигом пот начинает течь по лбу, а одежда липнет к телу. Искры вспыхивают такие, что вмиг превратишься в горстку пепла. И помощники у него под стать – озорные, неугомонные, из огня и горячего воздуха рожденные. На них только глянешь – тут же позабудешь про тьму и зиму.
– Ну-ну, проходите, коль явились, – раздался зычный голос Богатыря-Солнца. И тут же удар молота сотряс всю кузницу.
Я почтительно склонился:
– Здрав будь, Солнце ясное. Да не померкнут твои лучи, да не угаснет жар огня…
– Ну, полно, – добродушно расхохотался он. – Ты на то и Змеиный царь, чтобы словами сладкими да ядовитыми разум окутывать.
– Тут не было яда! – возмутился я.
Богатырь-Солнце появился прямо перед нами. Могуч, широкоплеч. С бронзовым торсом, в кожаном переднике. И вроде наряд под стать простому кузнецу, только пылают небесным огнем ясные очи, а улыбка ослепляет.
Про лучи я сказал не зря. В ночное время, когда на небо взбирается Луна-серебряница, Богатырь-Солнце уходит в небесную кузницу, чтобы сковать новые золотые лучи, что будут потом освещать землю целый день.
– Ладно, не серчай, – отмахнулся Богатырь-Солнце, посмотрел сияющими глазами на Долю. – Рассказывай, светлая моя, что приключилось?
Разговор много времени не занял. Доля говорила быстро и складно. Сестра ее только стояла рядом, хмыкала, кривила губы и пожимала плечами.
Впрочем, к концу разговора Богатырь-Солнце тоже нахмурился. Опустился на роскошный кованый стул, задумчиво посмотрел на свой молот. Повисла тишина. Даже огненные помощники замерли, чуя, что не стоит нарушать тишину.
– М-да-а-а, – протянул он низким голосом. Ясный взор словно тучами заволокло, скрыв божественное сияние.
Я молчал. Родственные дела всегда такие… родственные. По дороге Доля рассказала, что Луна-серебряница не может быть как Солнце. Тот, даже если сердится, скрывается за тучами и не приносит вреда. А Луна все же дитя тьмы, да и покровительница тварей ночных. Вот Ткачиха – одна из ее подчиненных. А потому просто уничтожить ее не получится. Отношения у Богатыря-Солнца да Луны-серебряницы хорошие, только, судя по его задумчивости, с оговорками.
Разрядила обстановку внезапно та, от кого это совсем не ожидали. Недоля подошла к солнечному богу и положила ему руку на плечо:
– Не казнись, – сказала ровно и сухо. – Спасти всех невозможно. А что сестра твоя заигралась, так за это на место поставить нужно.
Богатырь-Солнце посмотрел на нее. Вспыхнули ярким золотом глаза, на губах промелькнула скупая улыбка.
– Заигралась же, – с нажимом произнесла Недоля. – Одно дело забавляться у себя в Двурогой горе, другое – выходить в деревню. И не только в деревню, а тянуться к землям чужим.
– Порушила мне дело всей моей жизни, считай, – подал я голос, поняв, что самое время.
Богатырь-Солнце добродушно рассмеялся:
– Калинов мост ты и твои предки уж годами вызываете. Да только, думаете, я не вижу, что всегда специально до конца дело не доводите? Не так ли?
Доля укоризненно взглянул на него, я же сделал вид, что ужасно увлечен, разглядывая молот бога. Солидный. Интересно, кто его делал для самого Богатыря-Солнца?
Признаваться, что все и было так, как сказал собеседник, не хотелось. Но суть близка к истине. Пока нет серьезной угрозы, то и иметь под боком страшное оружие тоже не особо хочется. Сильных боятся. Но в то же время ненавидят и стараются собрать силы, чтобы напасть, сломать, уничтожить… А потому силу не всегда и не всем надо показывать. Но при этом далеко не прятать. Так, чтобы в любой момент можно было воспользоваться мостом. Восстановленный мост – лакомый кусочек. Потому я и не собирался полностью поить его кровью Калины. Еще бы чуть-чуть – и хватило бы. Но нет, помешали.
– Так-так, – хмыкнула Недоля, сложив руки на груди. – Ну да ладно. Сейчас Змеиный царь нам поможет исправить некие недочеты его дальней родни, так?
Я что-то проворчал про не в меру занудных богинь судьбы.
– Ладно, – произнес Богатырь-Солнце. – Ждите. Я скоро.
И растворился в солнечном свете.
Некоторое время мы молчали. Все же вот так видеть небесного кузнеца мне довелось в первый раз. И ни тебе пафоса, ни угроз, ни суровости. Хотя, конечно, уважать заставляет. Одним словом – дома. Дома даже боги вполне себе… люди.
– А что думаете, – вдруг подала голос Недоля, – успеем мы Счасту-змею опередить?
* * *
Мощная волна силы сбила нас с ног.
– Значит, брат? – крикнул Дивислав, вскакивая и делая рукой замысловатый пасс.
Стена темного пламени взвилась до потолка, дохнула жаром, затрещала недобро. В какой-то миг вроде бы дрогнула, но Темнозар тут же сложил ладони вместе и что-то прошептал. Темное пламя загудело, полыхнуло багрянцем, который будто пытался прорваться сквозь темноту и пляшущие языки.
Лель и Дивислав подхватили меня под руки одновременно и поставили на ноги. При этом обменялись не слишком приветливыми взглядами. Правда, если у Леля скорее были любопытство и непомерный интерес, то Дивислав даже не скрывал ревности. Мелочь, а приятно. В смысле…
Стало немного стыдно за подобные мысли. Потому проворчала:
– И сама могу, чай, не маленькая.
И внимательно посмотрела на огненную стену, чувствуя, что она может в любой момент сдаться.
– Брат, – глухо сказал подошедший к нам Горыныч. – Только тварь, с которой связалась моя сестра и первая же пала жертвой, ничего общего со Счастой не имеет.
Дивислав поперхнулся:
– Счаста погибла?
Лицо Горыныча словно окаменело:
– Да. В тот же день, когда Ткачиха, выпив ее силу, околдовала мой разум и отправила к Полозовичам забрать человека с волшебной кровью. Осторожнее!
Между нами пронеслась серебряная стрела, обдала холодом. Лель охнул, мы отпрыгнули в разные стороны. Меня не задело, но платье покрылось изморозью.
То, что прорвалось через кощеевскую стену огня, сейчас совсем не напоминало туманную красавицу. Чудище, выбравшееся из снегов, с бездонными провалами глаз, оскаленной пастью и паклей вместо волос. Сгорбленная спина, скрюченные пальцы, согнутые ноги. Только на шее висят еще самоцветные ожерелья. Тварь обвела нас взором и завыла, жутко осклабилась.
