– Да, правильно.
Аня приподняла голову, и Дамира, словно током прошибло. Её лицо с огромными глазами находилось в опасной, искушающей близости от него. Он мог рассмотреть, как трепещут её длинные реснички, как сияет румянец на щеках. Мог видеть растерянность и боль на дне глаз-озер.
– Тогда тем более не понимаю, почему ты отказываешься.
– Я не доверяю тебе.
– Я это уже слышал. Но в данный момент, девочка-Аня, ты почти голая лежишь на мне, у меня член стоит колом, и, как видишь, я на тебя не набросился, не изнасиловал.
– Ты уложил меня на себя.
– Я даю тебе возможность почувствовать себя. Моё тело. Если хочешь – привыкнуть ко мне. Тебе же это надо.
Он распластал ладонь на её пояснице, слегка вдавливая в себя. Аня пискнула, сильнее вцепившись в покрывало. Но вырываться не начала.
– Признайся, что надо. Скажи…
– Я уже сказала…
– Нет. Не так. Скажи мне, что конкретно тебе надо. И я тебе дам.
– Не дашь. Не сможешь.
– Откуда такая уверенность? Расскажи. И мы решим твою проблему. Что-нибудь придумаем.
Он уже придумал. Раз пятнадцать, пока они делали видимость, что беседуют. И руками, и даже губами. Всякими доступными способами. Кроме классического. Ведьма не подпустит его к себе, не позволит войти членом в её узкую дырочку. Дамир согласен и на меньшее. Он получит своё удовольствие.
Аня снова уткнулась лбом ему в ключицу и негромко застонала, словно испытывала сильную физическую боль, которая скручивала её изнутри.
– Не сегодня… Вернее, не сейчас. Я не смогу. Сейчас – точно. Мне морально надо подготовиться. Может, вечером. Скорее всего, вечером, потому что я почти пустая. А мне нужна энергия, если Булат подпустит ближе.
Последнее предложение явно было лишним. Потому что стоило Дамиру его услышать, как все его благие намерения в одночасье испарились, сменившись удушливой ревностью. Ничем не обоснованной, юродивой по своей природе. Терзающей его уже вторые сутки.
Дамир всегда считал ревность слабостью. Той эмоцией, которой нет места в его системе координат. Ревность для тех, кто не уверен в себе. Кто слишком привязан к женщине, кто подпустил её слишком близко, сделав центром своей Вселенной. Ревность отравляет разум, толкает на необдуманные и порой рискованные поступки. В конце концов, унижает. Дамир никогда никого не ревновал.
Но то, что он испытывал к ведьме – а он испытывал! – не попадало ни под какое другое определение. Мысль, что она останется ночью наедине с мужчиной, пусть даже и его братом, выносила мозг, выворачивала внутренности наизнанку, наполняла кровь ядом. Хотелось сжать хрупкое тело Ани, впиться в её шею губами, оставить на красивой нежной коже следы от своих поцелуев, чтобы любой, глядя на неё, понимал, что у неё уже есть мужчина.
Дамир мысленно зарычал, злясь, прежде всего, на себя и на то, что с ним происходит.
Ещё один перекат, и Аня снова оказалась под ним.
Глаза в глаза. Тело к телу.
– Что значит «подпустит ближе»?
– Дамир…
– Аня! Ответь ты хоть раз, черт тебя возьми!
– Я… Я пока просто снимаю его боль, находясь рядом. Даю возможность нормально поспать без обезболивающих, – по мере того, как она говорила, её глаза превращались в два озерца, да и долбаное покрывало, которое она выставляла щитом между их телами, наконец-то куда-то сползло, и Дамир ощутил упругость её груди. Крышесносную. – Но мне надо очистить организм, и уже тогда я смогу приступить к лечению. Всё… непросто.
– Не понимаю, – Дамир, словно пьяный, мотнул головой. – Как ты можешь лечить сексуальной энергией, если до сих пор девственница?
Если он думал, что Аня не может сильнее покраснеть, он ошибся. И от яркого румянца, засиявшего на её щеках, она стала ещё краше, окончательно лишив Дамира шанса на разумность и возможность противостоять её колдовскому обаянию.
Десятки девушек ежемесячно прикладывают титанические усилия, чтобы привлечь его внимание, на какие только ухищрения не идут, чтобы познакомиться с ним, а девочке-Ане достаточно лишь улыбнуться.
– Я же говорю: всё непросто. А ты меня не слушаешь.
– Я обязательно тебя выслушаю… И про это тоже ты мне расскажешь.
Он подался чуть вперед и дотронулся губами до шрама на её плече. Аня слабо вскрикнула, вцепившись в его плечи руками и вонзая ноготки.
Дамир пружинисто поднялся, четко осознавая, что продолжи лежать на распластанной под ним девушке. Не сдержится. В какой-то момент сорвется и натворит непоправимое.
– Жду к завтраку. Через десять минут. И лучше, Аня, тебе прийти.
Глава 7
Дом Шаитовых Ане понравился. Ещё вчера, когда она ранним утром сбегала из него, чтобы избежать объяснений с Дамиром, в голове мелькнула шальная мысль, что дом явно строился, чтобы жить в нем большой семьей. Хорошая планировка, продуманная. От сада Аня и вовсе пришла в восторг. Какой простор, какая красота! Она легко могла представить, как будет прогуливаться по нему утром и перед сном. Непременно босиком. Аня от восторга поджала пальчики на ногах.
Правда, её восторг длился недолго. Реальность не заставила себя долго ждать. Первое – по саду то и дело бродили серьезные мужчины в черной униформе, неразговорчивые, с рациями, возможно, даже с оружием. Второе – чтобы иметь право на прогулки, надо договориться с хозяином дома.
И это оказалось основной проблемой.
Аня знала, что будет трудно. К трудностям ей не привыкать, но чтобы так… Девушка негромко вздохнула и поправила ворот платья. Выглядела она, конечно, не ахти. А хотелось лучше.
Мысленно возвращаясь к Дамиру, она поежилась. Вот уж кто умел производить впечатление и продавливать под себя окружающих. Но разве не этого Аня хотела? Носить фамилию того, кого, если и не боятся в открытую, то остерегаются и трижды подумают, прежде чем что-то сделать.
Фантомная боль в районе плеча привычно отозвалась, и Аня разозлилась сама на себя. Сколько времени прошло, а она до сих пор не может смириться? Всё не угомонит ущемленное тщеславие. Или не тщеславие это, а обычная обида. Впрочем, какая разница. Факт остается фактом.
Решение о замужестве ей далось тяжело. Но, как там говорят? Сколько веревочке не виться, конец всё равно будет. Так и в её случае. Даже, наверное, ещё хуже. Большинство девушек могут выбирать, спокойно ходить на свидание, целоваться с ребятами, заниматься сексом без обязательств. Жить, не оглядываясь на потребности собственного организма. Ане подобная роскошь оказалась недоступной.
Пришлось выбирать. Или – или. Пуститься во все тяжкие и забыть про обязательства, махнуть на всё беспечно рукой (под «всё» подразумевалась и собственная жизнь), ступить на путь саморазрушения и спустя годы очнуться от лихого забытья.
