Сырой холод быстро взбодрил – по пути к раскопу Мясников, даром что накинул плащ, вымок до нитки; в ботинки доверху набилось грязного каменистого месива, в которое превратилось плато от бесконечных ливней.
Но все это было неважно. Они нашли его. Нашли!
Предвкушение открытия подгоняло Мясникова, и он едва не споткнулся о каменную глыбу, которую в экспедиции прозвали Змеем Горынычем. Это изваяние как раз и было той «тысячерукой мерзостью», упоминаемой в записях римского трибуна. Проклятая штуковина, которую повалили набок бившие один из шурфов рабочие, словно бросилась на Мясникова, выхваченная из тьмы вспышкой молнии. Огибая препятствие, Мясников в который уже раз отдал должное древнему скульптору – этот камень и сегодня мог напугать до чертиков.
Наконец, он был у входа в третий шурф – тот, что все-таки привел их к объекту. Черный прямоугольник круто уходил вниз; мокрые каменные стены тускло поблескивали, освещенные подвешенными под потолком выработки лампами.
У них ушли месяцы, чтобы добиться результата. Пока длились согласования в Москве, формировалась экспедиция, выделялись средства и техника – уже почти наступило лето, и разговор в осеннем Париже стал казаться Мясникову полузабытым сном. Когда же они все же направились в горы, оказалось, что «тысячерукая мерзость» – ориентир весьма приблизительный. К счастью, усердная работа Птицына, изучившего геологические отложения на склонах и в пробных шурфах, составившего карту предположительных течений во время потопа и установившего предполагаемый уровень, до которого поднялась вода, позволила сузить район поисков, а также вычислить возможную глубину, на которой в толще пород могло находиться древнее судно. Но и после этого предстояло обследовать огромный и крайне труднодоступный район, работая фактически наугад.
Спасением экспедиции оказалась современная техника. Стараниями доктора Штерн в горы доставили новейшую разработку – металлоскоп, созданный в США Герхардом Фишером буквально в прошлом году. Штерн полагала, что устройство Фишера поможет обнаружить металлические детали, оружие и предметы обихода, наверняка присутствовавшие на судне таких огромных размеров. Но она даже не предполагала, насколько полезным окажется аппарат. Громоздкий механизм показал наличие под землей не отдельных предметов, а огромных залежей металла. Они могли там оказаться по двум причинам – либо внизу находилась некая магнитная аномалия, либо…
Объект, похороненный под каменной толщей, был металлическим, как современные корабли.
Долгие месяцы они с Птицыным провели в спорах и дискуссиях, пытались пробить шурфы, чтобы подтвердить одну из версий. Но лишь с третьей попытки, применив взрывчатку, удалось пройти особенно прочные породы и достичь поверхности объекта. Теперь они наконец увидят все своими глазами.
Спуск на оборудованном электрическом подъемнике занимал едва ли не час, но для Мясникова пролетел в одно мгновение. Пока скрипучая платформа ползла вниз, шелест ливня постепенно стихал, сменяясь абсолютной тишиной, нарушаемой лишь скрежетом механизмов. Мясников подумал о целых эпохах, провожающих их вниз своим молчанием. Вскоре снизу донеслись звуки работающих помп, постоянно откачивающих воду со дна шурфа.
Вскоре Мясников, Птицын и Штерн уже могли разглядеть толпящихся внизу рабочих – покрытые грязью, в пещерном сумраке они походили на призраков первобытных воинов из потревоженной гробницы. Сквозь скрежет платформы и монотонный гул насосов пробивались отголоски их возбужденных разговоров.
Оказавшись внизу, Мясников узнал в одном из покрытых грязью с ног до головы людей Погосяна, старшего смены. Поджарый, вечно хмурый работяга, потерявший глаз во время войны с турками, когда-то работал на угольной шахте и был способен загонять местных рабочих под землю, преодолевая их страх перед темной горной утробой. Но сейчас Мясников с удивлением отметил, что и Погосяну явно слегка не по себе.
Призвав остальных к молчанию, Погосян поманил Мясникова и его спутников за собой, вглубь прорубленной в толще горы шахты, освещая себе путь налобным ацетиленовым фонарем. Остальные рабочие остались у лифта и вскоре вновь гулко заголосили.
– Вы нашли его? Нашли судно? – спросила Штерн, ее голос эхом рикошетил от влажных темных стен, и Мясников заметил, что даже в ледяном тоне женщины сквозило явное нетерпение.
Его и самого буквально распирало от ожидания, от близости цели. Или это странное чувство внутри было чем-то другим? Страхом? Да, возможно, легкая его примесь присутствовала. Он слишком долго пробыл здесь, в этих хмурых горах с их вечной непогодой и зловещими древними камнями, слишком часто спускался в темные шурфы. Прежде его это не беспокоило, но сейчас он словно чувствовал огромную толщу камня над собой, ощущал себя заживо погребенным здесь, во мраке… Этот страх был новым, совсем не похожим на привычный окопный. И Мясникову он нравился. Он чувствовал себя живым.
– Да, мы нашли… это, – пробормотал Погосян. Словно «судно» явно смутило его.
– Опишите, – сказал Птицын, тяжело дыша и едва поспевая за остальными.
– Сами увидите, – только и ответил рабочий.
Несколько минут и поворотов шахты спустя – они увидели.
Каменные стены расступились, открыв тускло освещенную карбидными лампами крошечную, грубо вырубленную и низкую камеру, созданную Погосяном и его людьми там, где они достигли стен… чего-то. Это что-то занимало половину камеры и меньше всего напоминало то, что ожидал увидеть Мясников – окаменелые остатки древних палуб, снастей, такелажа – и, может быть, команды и пассажиров. Вместо этого под его ногами простиралась слегка выпуклая поверхность, напоминавшая какое-то природное образование. Судя по характерному тусклому блеску, это определенно был металл. Его поверхность покрывали бугристые наросты и глубокие извилистые впадины. В памяти Мясникова мелькнули тошнотворные картины проломленных шрапнелью черепов, сквозь дыры в которых виднелись мозги убитых на фронте. На первый взгляд было трудно определить, что перед ним – причудливый горельеф, созданный рукой искусного мастера доселе неизвестной школы, или же невероятное творение природы – тысячелетнего воздействия огромной массы камня, воды, эрозии.
– Там внутри – пустота, – сказал Погосян. Блеск фонарей отражался на его влажной коже и в единственном глазу; с повязкой на пустой глазнице и ацетиленовым фонарем на лбу, будто заменявшим недостающий глаз, его лицо казалось чудовищно деформированной маской.
– Что? Откуда… – начала Штерн, когда рабочий поднял один из осколков породы, валявшихся под ногами, и швырнул на поверхность объекта. Гулкий звук удара подтвердил слова Погосяна.
– Никогда… Никогда больше так не делайте, слышите! – зашипел на рабочего Птицын. – Вы хоть понимаете, что перед вами?!
Погосян только пожал плечами:
– Думаю, вы сами не понимаете.
– Нужно попасть внутрь, – пробормотал Мясников. Несмотря на сырость вокруг, во рту у него пересохло.
Птицын взглянул на него с неодобрением.
– Мы должны начать с анализа поверхности, не следует торо…
