Грязная пятерня тут же вцепилась в волосы и дернула. Надя чуть не ударилась лбом об остов кровати. Ведьма вцепилась в ее лицо. Щеки обожгло болью. Надя крепко зажмурилась, вслепую вцепилась в руки твари, стараясь оторвать ее от себя. Не вышло. Она сжала правую руку в кулак и ударила. Вместо твари попала по кровати – рука онемела. Ведьма продолжала впиваться когтями в ее щеки, из царапин сочилась кровь. Вдруг хватка ослабла, в лицо брызнуло горячим. Ведьма взвыла.
– А ну вернись, жопа! – закричала над головой Оксана.
Надя протерла глаза от крови, не ее – ведьмы. Сквозь багровую пелену она увидела ведьму, забившуюся под кровать. На ее плече кровоточила глубокая рваная рана.
Оксана занесла тяпку, в любой момент готовая пустить ее снова в ход.
Старый ЗИС лет тридцать служил товариществу магазином. Сиденья выломали, застелили пол досками и линолеумом (теперь вспученным и потрескавшимся), с одной стороны стекла в окнах заменили листом ДСП и на нем развесили полки. Когда рядом с пристанью открыли новый магазин, автобус забросили. Теперь он был развлечением для ребятни. На полу хрустело битое стекло, по углам росли горки мусора и окурков. Автобус стоял на небольшой полянке, смотря выбитыми окнами на заболоченный пруд.
Сначала девчонки хотели приспособить его под штаб, но от идеи пришлось отказаться, когда под отошедшей доской нашелся тайник с пачками «Беломора». Их опередили. Но все равно девчонки любили приходить сюда, особенно теперь, когда штаб понадобился для других целей. Им нужно было место, где взрослые не услышат того, что им знать необязательно.
Кроваво-красное солнце уползало с горизонта, оставляя землю наедине с мраком. Стекляшки на полу вспыхивали и гасли.
– А если они не поправятся до конца лета, что тогда? – спросила Лика.
Этот вопрос не давал ей спать по ночам, лез в голову, пока они ходили на саранчовки, прыгали в резиночки, играли в «Мортал комбат», заменяя веера Китаны пучками веток, а кунай Скорпиона – «лизуном».
Щелкнула сложившаяся «радуга». Оксана перекидывала разноцветную пружину из ладони в ладонь, в лунках ее обкусанных ногтей засохла кровь.
– Мы что-нибудь придумаем, – ответила Надя.
– Она нас прокляла, я слышала, – сказала Лика.
– Не говори глупостей, не могла она нас проклясть, мы ей язык отрезали. – Оксана щелкнула «радугой».
И все же, когда никого не было рядом, ведьма прошептала Лике, что все они умрут. Ее бабушка так и не встанет с кровати, будет лежать закостеневшей колодой и бормотать всякий бред.
Родители говорили, что неправильная речь – следствие инсульта, но Лика знала: ведьма отняла у бабушки способность говорить.
Было очень страшно, но она садилась на кровать рядом с бабушкой, стараясь не обращать внимания на скрип резиновой пеленки под простыней и на запах мочи. И слушала, как вместо понятных и правильных слов старуха говорит что-то странное. Лишь по интонации и выражению лица можно было угадать, что бабушка боится за нее и пытается предупредить, но у нее не получается. Лика поглаживала сухую морщинистую руку и улыбалась, сдерживая предательские слезы.
Последний раз Лика ездила в больницу три дня назад. Родители в коридоре разговаривали с врачом. В палате стояла духота, нечем было дышать, форточки не открывались. Лика не заметила, как задремала.
– Гнездо из скорлупы! – закричала бабушка ей прямо в ухо – Лика резко проснулась, вскочила с кровати. На миг ей показалось, что стены выгнулись дугой, слились с потолком, по ним поползли трещины, как по разбитой скорлупе. Лика заморгала, протерла глаза. Душная палата была прежней, а бабушка молча смотрела на нее и пыталась что-то сказать сухими лиловыми губами.
Лика посмотрела на подруг. Ободранные коленки, расчесанные комариные укусы, растоптанные сланцы, поношенная одежда, растрепанные косички и хвостики с «петухами». Девчонки как девчонки. Разве что на Надиных щеках царапины от когтей, щедро замазанные зеленкой.
Неужели и она такая же? Неужели то, что происходило в заброшенной даче, их не меняло?
У них всегда были тайны и секреты, вроде игры в больницу, в которой «пациент» лежал с закрытыми глазами и без трусов, а «врачи» делали «операции» на сокровенных местах. Или ночи, когда по телевизору показывали «Калигулу» и они все остались ночевать у нее, потому что дед и бабушка спали в пристроенном к дому флигеле и ничего не слышали.
Они были девчонками, объединенными солнцем и летом, секретами и ложью, кровью под ногтями и синяками вокруг глаз от кошмаров.
– Покажем ей Бабу-ягу, как и обещали, выполним клятву и снимем проклятие, – сказала Надя.
Уже возвращаясь домой, Лика вдруг подумала: почему они не сделали этого сразу? Решение казалось таким простым и правильным. Именно это им и надо было сделать с самого начала. Но она так устала, что ей уже было все равно.
Надя лежала, прижавшись к теплому маминому боку. Мама беспокойно шептала во сне, дергалась и вскрикивала. Ей снилась тварь с мозолистыми пальцами, нацепившая содранную с Нади кожу. Лицо чуть съехало, на лбу образовались складки, а из прорезей для глаз сочилась кровь. Мама убегала от нее, открывая рот в немом крике.
Бедная глупая мама. Надя поцеловала ее в висок.
Сон изменился. Теперь ей снились две девочки, лежавшие в обнимку в гнезде из черных обугленных веток и трупов птиц и животных. Девочки, похожие как две капли воды. Над ними склонилась темная костлявая фигура и напевала колыбельную, забытую века назад. Надо было угадать, какая из девочек Надя, если мама угадает правильно, то заберет домой дочь, ошибется – будет растить подменыша. Но как угадать? Светлые волосы, разметавшиеся по осклизлому мясу, и тела, согреваемые теплом гниения, были одинаковыми. Бледные личики и голубоватые веки, трепещущие от кошмаров, похожи как у близнецов.
Мама кричит, пытаясь разбудить спящих девочек. Пусть откроют глаза, глаза все скажут. Но девочки не просыпаются, ворочаются, зарываясь глубже в трупы: крыс, зайцев, мышей, кошек, ворон, воробьев. Свалявшаяся шерсть прилипает к их ногам и рукам, перья застревают в волосах.
Раздается треск, гнилое мясо сползает со скелетов. Кости срастаются, превращаясь в кусочки разбитой скорлупы.
Гнездо из скорлупы сжимается, превращаясь в яйцо, поглощающее девочек. Они не просыпаются, прижимаются теснее друг к другу. Надо сделать выбор до того, как срастутся трещины, затягивающиеся на скорлупе. Но она не может угадать, кто из девочек ее дочь.
Осторожно, чтобы не разбудить заплакавшую от отчаяния женщину, Надя встала с софы.
За высоким забором из листового железа раздался пьяный смех. Пахло остывшим костром и мясом. Надя прокралась мимо, стараясь не шуметь, надеясь, что загулявшая компания не спугнет ее девчонок. С другой стороны – придут, никуда не денутся.
Лика была уже на месте, дрожала от холода, сжимая в руках бабушкины крестики и иконки. Скоро пришла и Оксана.
