Другой пулемётчик, младший сержант Владимир Орехов, был ранен дважды – в правую руку и плечо. Но он не покинул строй и продолжил участвовать в атаке. Метким пулеметным огнём из ручного пулемёта он прикрыл группу бойцов роты, попавших под сильный огонь военнослужащих НОАК. Несколько минут Орехов хладнокровно подавлял китайцев, пока не был убит. Фактически он вызвал огонь на себя, спасая товарищей. Дмитрий Константинов вспоминает:
– На моих глазах геройски погиб сержант Орехов из 5-й мотострелковой роты. Две группы из состава батальона в ходе атаки на остров совершили не совсем удачный маневр, и китайцы ударили в стык между ними. Заметив угрозу товарищам, Орехов в полный рост, уже раненный в руку, из пулемета ударил по ним с тыла. Его одновременно прошили две автоматные очереди: пули вошли в грудь крест-накрест. Бушлат на его спине в месте выхода пуль мгновенно вспузырился. Орехов еще некоторое время строчил из пулемета, а затем медленно стал падать на землю…
Несмотря на потери, к 18.00 в бою наступил перелом. Не выдержав мощного натиска, маоисты начали отходить к своему берегу. Советские военнослужащие закрепились на Даманском, ведя огонь вслед отступавшему противнику.
Хотя китайцы покинули остров, но продолжали каждые 30–40 минут вести тревожащий огонь по его территории. Затем, около 19.00. военнослужащие противника пытались предпринять серию контратак, которые довольно быстро захлебнулись. К полуночи стрельба в основном затихла. Остров Даманский был полностью освобожден от вторгшихся на него подразделений НОАК.
Подсчёт потерь
Бой ещё продолжался, когда, обе стороны приступили к выносу с острова раненых и убитых. Тяжело раненный майор Пётр Косинов позже вспоминал:
– О том, что наши пошли в атаку, я догадался по сумасшедшему русскому мату. Потом слышу – люди на острове приближаются ко мне. Вижу боковым зрением – кто-то ко мне подходит. А по острову сплошной мат! Этот мат окончательно меня убедил, что рядом свои. Я поднял левую руку и помахал. Заметили. Подбежали два солдатика (это были армейцы – Николай Шёпот и Абдул Газизов). Я лежу в крови, волосы чёрные, лицо разбитое, обожжённое. Один послушал сердце и кричит: «Стучит, стучит!» Другой: «Живой, живой!» Подхватили меня и понесли. Ноги по кочкам бьют – за руки, в основном, тащили. Тащат, а мне больно в ногах. Валенок слетел. Остановились, подобрали, натянули и дальше. А пули свистят над головой, идёт наша атака. Китайцы отвечают. Вытащили в затишок. Там уже другие раненые лежат. Они кричат кому-то: «Эй, сержант, иди сюда! Мы вот майора-пограничника притащили. Давай скорее. А то он ещё умрёт!» Позднее узнал, что один из этих бойцов, пока меня вытаскивал, схлопотал два пулевых ранения…
Подбежал сержант. Подняли меня на руки, пули уже свистели высоко над головами. Притащили к БТРу, и тут я слышу: шмяк, дикая боль и я снова улетел куда-то. Что же случилось? Когда меня затаскивали в люк БТРа, в него попал снаряд. Взрыв, и меня унесло на несколько метров и грохнуло об землю. Вот от этого была дикая боль, а я подумал, что это солдаты несли-несли и бросили меня наземь. Со мной вместе в госпиталь сержант попал, так он рассказывал, что я метров шесть летел по воздуху, шмякнулся спиной в снег и отключился. Меня уже как мёртвого со всеми загрузили в другой БТР и повезли на КП. А потом, на заставу, поместили в сарай вместе с мёртвыми.
Спасло то, что меня узнал мой друг, отрядный начмед майор Вячеслав Квитко. По цвету лица он определил, что со мной что-то не так… Взял зеркало, поднёс к моему рту. Зеркало стало запотевать. Живой!
В темноте удавалось находить далеко не всех. Раненому в бою ефрейтору Леониду Просвирякову довелось провести на льду Уссури более восемнадцати часов! Получив ранение, Просвиряков потерял много крови и не мог держаться на ногах. И тогда он пополз. С наступлением темноты оказался в ложбине, где услышал рядом чужую речь. Несколько солдат НОАК заметили раненого пограничника. Он не стал притворяться мёртвым, приготовившись достойно принять смерть. Один из солдат ударил Леонида штыком в грудь. Но ефрейтору повезло – штык вошёл не глубоко – удар пришёлся в комсомольский билет, обёрнутый в толстую картонную обложку и пачку личных фотографий, лежавших в нагрудном кармане. Когда провокаторы ушли, Просвиряков продолжил ползти в сторону советского берега. На это ушло несколько часов. Он слышал, как где-то по-соседству переговаривались советские солдаты, искавшие раненых. Но те его не заметили, а сил крикнуть уже не было.
Леонид продолжал ползти, пытаясь преодолеть сто метров до берега. На это у раненого ушла почти вся ночь. На рассвете его заметили с чужого берега. Послышались хлопки выстрелов, вокруг засвистели пули. К счастью, раненого увидели и на советской стороне. Один из пограничников – водитель ГАЗ-66, завёл автомобиль, выехал на лёд и закрыл раненого от стрельбы. Затем он втащил Просвирякова в машину и вывез на берег. Леонида удалось спасти, но из-за длительного пребывания на льду он, в дополнение к ранениям, получил обморожения рук и ног.
Пограничные вертолёты Ми-4 не имели вооружения, но они активно использовались в районе Даманского для ведения разведки и эвакуации раненых, в том числе – ночью
При эвакуации раненых большую помощь оказали вертолёты. В течении дня они выполняли вспомогательную функцию – вели воздушную разведку. Но теперь, в опустившихся сумерках, вертолётчики оперативно вывозили пострадавших в госпиталь, находившийся в посёлке Филино. При этом лётчики заходили из глубины советской территории, ориентируясь лишь на белую ленту Уссури, пролегавшей среди тёмного лесного массива. Услышав рокот вертолёта, бойцы на земле поджигали небольшие костры, которые тут же тушили, едва вертолёт касался земли. Не глуша двигатели, вертолёты быстро принимали раненых и, дав обороты, уходили из зоны поражения.
С наступлением темноты все советские подразделения покинули остров и вернулись на левый берег реки Уссури. Оставлять их в отрыве от основных сил было рискованно. Одновременно вдоль берега началось строительство опорных батальонных пунктов Верхне-Удинского полка. Как вспоминал комполка Дмитрий Крупейников, его часть заняла оборону на фронте до пяти километров, в один эшелон, с выделением усиленного резерва. Личный состав рыл в мёрзлой земле траншеи, окопы для техники, оборудовал позиции для огневых средств.
Постепенно стал складываться список потерь, понесённых советской стороной в ходе боя 15 марта. Погибло 17 пограничников (3 – из Иманского и 14 – из Камень-Рыбо-ловского (Ханкайского) отрядов). Ещё 7 убитых были военнослужащими Советской армии из состава 4-й и 5-й мотострелковых рот 2-го батальона 199-го Верхне-Удинского 135 МСП. Кроме того, было потеряно семь единиц бронетехники: 6 БТРов и 1 танк – Т-62 № 545.
Некоторое время оставалось неясной судьба погибшего начальника Иманского отряда – полковника Демократа Леонова. В ночь на 16 марта на поиски его тела были направлены три разведывательно-поисковые группы под общим командованием командира 3-й роты глубинной разведки 135-й МСД старшего лейтенанта Михаила Барковского. Вместе с армейскими разведчиками отправились пограничники во главе с младшим сержантом Бабанским. Разведгруппа осмотрела поле боя в поисках раненых и убитых пограничников.
