Девушка распахнула дверь и вошла, даже не постучав.
Класс был удручающе пуст. Голые синие парты наводили тоску, а на доске осыпались позавчерашние формулы.
Возле учительского стола возвышался вытяжной шкаф, похожий на стеклянный саркофаг. Внутри сидел Погорельский. Староста читал книгу и был спокоен, как наглядное пособие.
Диана не удостоила его даже взглядом. Быстро и бесшумно пересекла класс, подёргала дверь лаборантской (заперто), заглянула за шторы и начала проверять задние парты.
Барсучонок смотрел на неё с удивлением. Погорельский оторвался от книги и тоже смотрел.
– Люди есть, – сообщила Кель, – не меньше троих. Умеют играть в преферанс. Сейчас очень осторожно открывай стеклянный ящик и спрашивай, что здесь произошло.
Барсучонок сдвинул щеколду и поднял раму вытяжного шкафа. Погорельский спустился на пол и потянулся, как проснувшийся кот.
– Что случилось? – спросил Барсучонок, не спуская глаз с девочки.
– Пятьсот вистов случилось.
– И тебя посадили?
– Ну не деньгами же отдавать!
– А где остальные?
– В столовую пошли.
– А учительница?
– Уволилась. Пока новую не найдут, химии не будет.
– Отличная новость, – Барсучонок несколько повеселел, – Кстати, эта девушка – наша новенькая, зовут Диана Кель. Она поможет тебе наконец-то перестать быть старостой.
– Неужели? – теперь Погорельский смотрел на девочку с любопытством, – Я тогда ей цветов куплю. Вот честно!
Надо сказать, что выборы старосты были главной политической интригой 9 «А» класса. С самого первого года учёбы весь класс надеялся, что что-то произойдёт и каждый сентябрь надежду колошматили вдребезги.
Женская половина выдвигала Четвергову, мужская – Погорельского. А затем оба кандидата прилагали все усилия, чтобы от высокой должности отказаться. Но отчитываться за весь класс никто другой не хотел. А снять кандидатуру или подать в отставку было невозможно – это вам не президентские выборы!
Новеньких в классе не появлялось. Вот и вышло, что парней из года в год оказывалось на одного больше и они всегда голосовали за своего кандидата. Поэтому Погорельский побеждал год за годом. И тратил на ненужные обязательства время, которое мог бы провести с книгой. Он предчувствовал, что останется старостой до конца школы. А то и до конца своих дней.
В прошлом году он, правда, организовал с Барсучонком заговор и попытался совершить небольшой государственный переворот. В решающий момент Виктор сделал вид, что забыл поднять руку, а потом спохватился и проголосовал вместе с девочками.
Но увы, переворот сорвался – за два дня до этого Иванова и Болтунович отравились блинами и отлёживались в больнице. Как итог, голосов оказалось поровну, и несчастный староста сохранил свой титул.
Виноватым признали Барсучонка и даже отвесили ему пару подзатыльников.
«Я-то что мог сделать? – оправдывался Виктор, – Руку поднял, как и обещал!»
«Надо было две поднимать!» – негодовал в ответ Антон Моськин, сын юриста.
Диана закончила осмотр класса и вернулась к окнам. Барсучонок заметил, что портфель у неё совсем новый, со сверкающими золотыми застёжками. Не иначе, купила специально для новой школы.
– Какой у нас следующий урок? – спросил Виктор у старосты.
– Физкультура.
– Это просто замечательно!
Надо сказать, что физкультура была у Барсучонка любимым уроком. Он был от неё освобождён и всегда проводил эти сорок пять минут с пользой. Например, в кабинете информатики, очищая подземелья от всякой нечисти.
– Информатика открыта? – спросил староста. Он тоже теперь сиял, как новенькая лампочка Ильича, предвкушая свободу от ручек и журналов.
– Ага. Пошли вместе. Не везёт в картах – повезёт в человекоубийстве. Диана, пойдёшь с нами? На наших компьютерах можно пасьянсы раскладывать.
Кель повернула голову. Барсучонок понял – он опять брякнул что-то не то.
Нет, во взгляде не было обиды. Женскую обиду он видел настолько часто, что давно к ней привык. Это было что-то другое. Что-то, для чего он не знал даже названия.
Там полыхала ровная, раскалённая добела ярость. Казалось, ещё секунда – и девушка вцепится ему в горло.
– Нет, – сказала Диана, – Идите без меня. И карты заберите. Ненавижу пасьянсы!
3
Кабинет информатики оказался закрыт. Похоже, сегодня монстрам было суждено уцелеть.
Делать было нечего. Даже поесть не хотелось.
Так что они просто отошли к окну и уселись на подоконнике.
– Как тебе новенькая? – спросил Погорельский, – Нормальная?
– Стрёмная, – ответил Виктор, – очень стрёмная. Я увидел её в первый раз полчаса назад – и уже боюсь.
– Боишься, что влюбишься, и она откажет?
– Нет. Боюсь её обидеть.
– Знаешь, она не похожа на хрупкую девочку из фарфора и комплексов.
– Нет, я за себя боюсь. Не скажу, это её родители влияют или она сама такая… Но если такую обидишь – костей потом не соберёшь.
– Да ладно тебе! Увидел красивую девочку и уже испугался.
– Знаешь, она не только красивая. Видел её руки? Ударит разок – и не встанешь.
– Может, просто боксом занимается?
– Девочка занимается боксом?
– Ну… эпоха обязывает. Помнишь брата Вульского?
Легендарный брат Вульского был музыкант-балалаечник, заслуженный артист, ушедший теперь в другой бизнес. Инструмент напоминал о себе до сих пор. Заслуженный артист легко сгибал ложки и давил из картофелины сок, сжав её в кулаке.
В его новом бизнесе это было очень полезным умением.
– Да, помню. И знаешь – я бы хотел учиться с таким в одном классе. Даже если это будет девочка. Стукнет нечаянно – и придётся заказывать катафалк.
Прозвенел звонок. Погорельский отчалил на физкультуру, и Барсучонок снова остался один.
Он посмотрел в окно – там звенел всё тот же дождь.
Да, делать нечего. Придётся бродить по школе.
4
Наша тринадцатая гимназия – местечко довольно мрачное. Длинные, тёмные коридоры похожи на трубы, туалеты – на сырые подземные казематы, а в заброшенных сараях между спортзалом и кабинетом труда каждую ночь кто-то шуршит и скребётся.
Её построили в семидесятые, когда Тигли считались пригородным посёлком. Ещё в позапрошлом году она оставалась самой заурядной средней школой. А потом пришёл новый директор и за пару месяцев выбил статус гимназии. Как ему это удалось – никто не знал. Говорят, помогли злые духи.
Барсучонок нарезал круги, размышляя о новой девочке, неубитых монстрах и тысяче других вещей.
