– Скажите, вы сумасшедший?
Долговязый задумался. Потом крутанулся в кресле, аккуратно прицелился и выстрелил в окно.
Стекло разлетелось с задорным звоном. Осколки запрыгали на полу.
– Нет, – произнёс долговязый, – Пожалуй, нет. Я совершенно нормален. Вы читали Маркузе?
– Что?
– Маркузе. Это философ такой. Вы его знаете?
– К сожалению, нет. Он тоже участвует в захвате школы?
– Нет. Увы, нет. Он уже умер. Жалко, я бы взял его на дело. Захват школы требует… осмысления. Как будет время, обязательно почитайте. Так вот, о безумии. Я сначала тоже думал задействовать душевнобольных боевиков. Но потом разочаровался. Сумасшедшие люди не годятся для терроризма. И знаете почему?
Когда пауза затянулась на полминуты, с той стороны поняли, что это был вопрос.
– Мы… не знаем. Но очень хотим узнать. Пожалуйста, сообщите нам. Я уверен, наши зрители тоже хотят это узнать.
– Душевнобольные не годятся для хорошего терроризма, – произнёс долговязый, – потому что они слишком предсказуемы.
5
Этот обшитый светлой сосной зал для пресс-конференций отлично знаком всем, кто смотрит наши местные новости. Но на этот раз журналистов не допустили, а за круглым столом было много пустых кресел.
– Как вы думаете, что он скажет? – спросил Фрунин, главный по пресс-службе, – Это же просто неслыханно!
Пухлый, как груша, и всегда немного нервный Фрунин был интересен тем, что любой, даже тщательно пошитый костюм всегда сидел на нём плохо.
На председательском месте стоял телевизор. Там шёл прямой репортаж.
Человек в дымчатых очках молчал и неподвижно смотрел на экран. Казалось, что он вообще не в курсе, что к нему обращаются.
– Хватит! – не выдержал Фрунин. – Какая вам разница, что они там несут? Что мы скажем телезрителям – вот это важно. Как мы объясним то, что случилось?
– Как угодно, – ответил человек в дымчатых очках, – Прошу вас, замолчите.
– То есть они нас не слушают! Я правильно понял ваш намёк? Они не слушают и не желают нас слушать. Потому что они нам не верят. У нас скоро выборы губернатора, а они нам не верят. Вы понимаете, как это опасно?
– Они не будут нас слушать. Замолчите.
– Почему вы так уверены, что они не будут нас слушать?
Человек в дымчатых очках молчал.
– Потому что мы не террористы, я правильно угадал? Мы не интересны. Мы скучные. Почему? Потому что ничего не знаем. А что делают со скучными программами? Их заменяют. Берут пульт и переключают на другой канал. Наступила эпоха медиа, понимаете? Раньше люди хотели, чтобы из развлекали. Теперь люди хотят, чтобы их только развлекали. Артисты, спортсмены, политики. И даже дикий дурак Самди развлекал лучше, чем все мы вместе взятые. Что вы будете делать, если они захотят нас переключить? Пойдёте работать на другой канал? Хватит пялиться на конкурентов!
Левая створка парадных дверей отворилась и в зал вступил губернатор. Здоровенный, плечистый, с лысой головой, похожей на фасолину, он напоминал на прораба с ближайшей стройки.
За губернатором вальяжно ступал мордатый Пацуков в непременном сером костюме.
– Ну что? – спросил Адамковский.
– Нам надо придумать своё шоу, – заговорил Фрунин, – Помните, как у Андрея Платонова? Так, чтобы даже массы захохотали!
– Не помню.
– Это не важно.
– Раз не важно – значит, заткнитесь.
Адамковский сел напротив. Справа от него пристроился Пацуков.
– Вы знаете, кто это сделал? – спросил губернатор.
Человек в дымчатых очках молчал.
– Это может быть кто угодно, – заговорил Фрунин, – Сторонники Самди. Какие-нибудь ближневосточные террористы. Там, на Ближнем Востоке, у каждого племени, у каждый секты есть свои террористы. Палестинские исламские радикалы, палестинские христианские радикалы, ливанские шииты, курды-дьяволопоклонники… Я видел списки. Это просто кошмар!
– Школу захватили местные, – произнёс человек в дымчатых очках.
– Почему вы так думаете?
– Мы должны объявить, что террористы местные.
– Но почему? – возмутился Фрунин. – Это же совсем не интересно!
Ответа не было.
Губернатор отодвинулся и посмотрел в телевизор. Потом развернулся обратно.
– Зарецкий, – произнёс он, – объясните!
– Школа захвачена террористами, – произнёс человек в дымчатых очках, – Их около полутора десятков. Судя по поведению – местные и неопытные.
– А может быть, это европейцы какие-нибудь? – заговорил Фрунин. – У них тоже цивилизованные террористы встречаются. Баски какие-нибудь, или Ирландская Революционная Армия. Ещё я слышал, есть какие-то террористы за воссоединение Эльзаса и Лотарингии. Они…
– Мы не в Эльзасе, – произнёс Зарецкий, – и не в Лотарингии. Мы должны решить эту проблему. Прямо сейчас.
– Так кто-нибудь объяснит мне, что случилось?! – рявкнул Адамковский. – Поговорить вы и без меня можете.
– По нашим сведениям, – всё тем же тоном продолжал Зарецкий, – За захватом стоит организация «Сверхновый порядок» и её лидер – поэт-турбофутурист Родослав Хильдебертович Гугука. Они считают своими союзниками всех радикалов и совершенно уверены, что стоит им устроить достаточно громкую заварушку, как к восстанию присоединяться тысячи простых обывателей. Уровень боевой подготовки – скорее всего, низкий, но в нашем случае это не важно. Захватывать заложников намного проще, чем останавливать танковые дивизии.
– Зачем ему революция?
– Я полагаю, что мы можем доверять тому, что он говорит журналистам. В конце концов, это единственное, что Родослав Хильдебертович умеет хорошо. В последнем интервью он сказал, что без революции ему скучно. Я не вижу причин, чтобы не верить этому заявлению.
– Щура известили?
– Щур ничего не знает.
– Это ещё почему?
– Вы и сами прекрасно понимаете. Потому что наш Щур – полный болван.
– Я думаю, следует пояснить, – заговорил Фрунин, – откуда вы получили вашу информацию. Почему Гугука? Откуда вы взяли эти подробности?
Зарецкий даже не смотрел в его сторону.
– Я получил эту информацию по моим каналам, – произнёс он, – Я доверяю им больше, чем милиции или телевизору.
– Я не понимаю, – Адамковский стучал пальцами по столу, – Хотя нет, наоборот. Я очень хорошо понимаю, почему вы знаете, кто захватил школу, зачем её захватил, как он это сделал. Но почему вы говорите это мне, вместо того, чтобы звонить в оцепление? Вот этого я – не понимаю.
– За пределами средств массовой информации эти сведения практически бесполезны. Мы не знаем, какой план у захватчиков.
