В дверях замер и не хотел уходить приземистый человечек в потёртых брюках, похожий на сверчка.
– Ладно, благодарю вас за интересный разговор, – произнёс он, – Я думаю, что мы снова встретимся и вы найдёте, что сообщить нашим читателям.
Вьюн отступил на шаг и сунул руку в карман, словно собираясь достать ключи. Девочка шагнула вперёд, готовая закрыть дверь, – и тут ударила белая вспышка.
– Вы отлично получились, – Вьюн сунул фотоаппарат в карман и отступил к лестнице, – В статье пригодится.
– Стой!
– Что такое?
– Я чуть не забыла, – Диана отступила на шаг, освобождая место в коридоре, – у меня есть кое-что, что может вас заинтересовать.
– Это очень любопытно…
Вьюн шагнул в коридор и посмотрел на дверь, примериваясь для нового удачного кадра. Барсучонок отпрянул, чтобы точно не попасть на плёнку.
Но тут случилось нечто совсем неожиданное.
Кель шагнула вперёд, одновременно замахиваясь, – и одним движением лихо врезала Вьюну ногой в пах.
Журналист взвизгнул и согнулся. Диана с совершенно каменным лицом встала перед ним, ухватила скалку, словно двуручный меч, и с размаху припечатала журналиста по затылку.
Вьюн обмяк и рухнул, словно мешок с картошкой.
3
Наступила очень особенная тишина. Барсучонок вдруг различил очень много всего: как ворчит вода в канализационных трубах, шелестят листья деревьев под окнами…
А где-то далеко, в соседнем дворе, кто-то лупил гитару и пел на мотив из «Нирваны»:
Сбегай!
Сбегай, мой друг!
За пивом!
Ларёк на углу!
Хотя бы один стакан!
О-е, о-е!
Хотя бы один стакан!..
Диана отшвырнула скалку и начала обшаривать карманы Вьюна. Спустя секунду фотоаппарат был у неё в руках. Она схватила его, попыталась разорвать пополам – и пару секунд Барсучонку казалось, что у неё это действительно получится.
– Давай я помогу, – предложил он.
Кель посмотрела с подозрением. Потом протянула мальчику фотоаппарат. С таким лицом протягивают сапёру бомбу, которая уже начинает пищать.
Виктор взял камеру. Она оказалась намного легче пистолета. Раз – и достал плёнку, два – засветил, три – свернул, четыре – спрятал обратно.
Фотоаппараты тогда были плёночные.
– Всё. Твоей фотографии у него больше нет.
– Спасибо.
Фотоаппарат вернулся на место. Диана отступила на шаг, упёрла руки в боки и впервые задумалась.
– Я думаю, его можно отпустить, – предложил Барсучонок.
– А если он расскажет об этом в редакции?
– «Пятнадцатилетняя девочка избивает нашего корреспондента»… Знаешь, Диана, мне кажется, такой материал покажется бредом даже в «Тайнах и ужасах»!
– Ладно, в этом я тебе верю.
Кель отправилась на кухню, послышался шум воды. А Виктор смотрел на журналиста и пытался понять – почему сейчас, стоя над избитым телом, он не испытывает ни малейшего страха?
Диана вернулась без скалки и с огромной кружкой холодной воды.
– Отойди в комнату. Пусть думает, что я одна.
Девушка присела на корточки и брызнула журналисту в лицо.
Вьюн застонал и поднял веки.
– Рада была пообщаться с вами, – Диана изобразила улыбку, – Для меня это – большая честь. Давайте я помогу вам встать!
На лестничной клетке Вьюн уже был способен двигаться сам. Перевёл дыхание и загрохотал вниз по лестнице, даже не оглядываясь.
Диана захлопнула дверь. Замок щёлкнул, словно пистолетный затвор.
Барсучонок шагнул из комнаты. Ноги дрожали, словно чашки в поезде. Диана развернулась.
Скалка осталась на кухне, в руке была только кружка. Но девушка всё равно казалась опасной.
– Послушай, – сказал лаборант, – С компьютером я закончил. Если хочешь, можешь посмотреть… а потом я уйду. И обещаю, что больше не вернусь и никому не расскажу о том, что здесь видел.
– Ты чего?
– Я не хочу, чтобы меня так били.
Диана отшвырнула кружку. Кружка упала и покатилась – где-то далеко-далеко, на самом краю вселенной.
– Я клянусь тебе, – заговорила Кель, глядя прямо в глаза и с поднятой правой рукой, – что никогда и ни при каких обстоятельствах, исключая те случаи, когда это будет необходимо для спасения твоей жизни, я не причиню тебе физическую боль. Если я нарушу эту клятву – можешь меня убить.
– Знаешь, Диана… мне кажется, убить тебя будет непросто.
– Не важно! С сегодняшнего дня – ты мой друг. Я друзей не бросаю.
И они пожали друг другу руки.
4
…Вот так и получилось, что лаборант Виктор Барсучонок влип окончательно.
5. Дьявольский Ламборджини
1
Родители Барсучонка преподавали в нашем университете. И он на собственной барсучьей шкуре убедился, что родители-учителя – это не просто факт биографии, а почти диагноз.
Люди они были неплохие. Любили единственного сына и, как могли, давали ему то, что он просил. К счастью, просил Барсучонок немного. А ещё они любили французов, коллег, и демократию.
Ненавидели они губернатора Адамковского. Барсучонок слышал о нём, кажется, с момента рождения. А может быть и с момента зачатья.
И тут скрывалась тайна.
Виктору казалось, что губернатор был всегда. И что он правил областью ещё с тех времён, когда большой страной правили Горбачёв, Черненко и другие люди со смутно знакомыми фамилиями. И будет продолжать править несколько столетий, как библейские патриархи.
Но совсем недавно выяснилось, что Адамковский стал губернатором всего лишь пять лет назад. Это никак не тянуло на древность. В том году Виктор он уже ходил в четвёртый класс. Но он был почему-то уверен, что родители уже тогда ругали губернатора на чём свет стоит. В чём же дело? Может, они ругали всех губернаторов, по очереди?
Видимо, тут была замешана какая-то пространственно-временная аномалия.
Утром, за завтраком, он видел, что Адамковский опять выступает по телевизору. Даже в пиджаке и с галстуком губернатор всё равно был похож на типичного дачника, который едет в пригородном автобусе с граблями и пакетом рассады.
Губернатор Адамковский, как всегда, собирался чего-то не допустить.
– Удивительный человек. Коммунистов с регионалами помирил, – заметил отец.
– Это где? В нашем областном совете? – Барсучонок попытался изобразить осведомлённость. Он точно помнил, что давно, ещё в детстве кто-то из регионалов очень громко ругал губернатора.
