– Станешь другом человека, что хочет звезду на голову, – попроавил Сагилл, – Это – разное.
– Я понимаю, что разное, – Лик повернул голову и увидел, что Ифито лежит здесь же, разбросав по земле рыжие волосы. Она дышала ровно. Глаза были закрыты.
– Я не знаю, станешь ли ты царём, – продолжал Сагилл. Прежний голос к нему уже вернулся, – Я не знаю также, станет ли царём он. Желающих не так много, как кажется, но их и немало. Скорее всего, он сложит голову по дороге к престолу. И ты сложишь голову вместе с ним.
Лик улыбнулся.
– Славная смерть, – сказал он.
– Ты мечтал о такой?
– Разумеется! – Лик так возбудился, что даже сел, – А как ещё скиф умирать должен? Это только вы, энареи, к смерти в повозке едете. Ты сам видишь – я обычный скиф, хоть и не всадник, но славного неврийского рода. Смерть в бою – что может быть лучше!?
Сагилл поднял брови, не поднимая головы.
– А что значит огненный круг? – продолжал спрашивать Лик, – Это ты увидел?
– Он ничего не значит сам по себе. Но он помог мне кое в чём разобраться.
– Так, хорошо. А ты увидел этого претендента в цари?
– Сейчас, подожди, – Сагилл опять прикрыл глаза.
Он словно прислушался к чему-то неведомому. Ветер утих, литавры висели без движения. Лишь струя журчала на мраморной кладке источника, и смутный гомон долетал с рыночной площади..
Наконец, Сагилл открыл глаза и тоже сел.
– Я отведу тебя к человеку, который водит с такими дружбу.
Лик вскочил на ноги. Не выдержал и подпрыгнул от радости. Потом спохватился – он чуть не наступил на девушку..
Ифито продолжала лежать головой к источнику. Из приоткрытых губ, тонких, словно нарисованных беличьей шерстью, доносился храп.
– Отнесём её в храм? – предложил Лик.
– Нет.
– А если…
– Никто её здесь не тронет. Это священная роща. Идём.
Лик не чувствовал опьянения. Только ноги немного ныли и тело покачивалось, словно после болезни.
Интересно, он не обиделся на повозку? Раз помогает – значит не обиделся. Похоже, Сагилл за годы служения Богине достиг высокой ступени мудрости. Человек на это ступени не только делает мало глупостей, но ещё и неуязвим для глупостей, что делают другие…
Они вышли к парадному вход. Дородная служительница с эгидой Артемиды на груди устало смотрела на высокого красивого парня с неврийскими огненно-рыжими волосами.
Парень её старательно что-то втолковывал.
Сколько же тут неврийцев? – подумал Лик, – Наверное, не меньше, чем в Новой Столице.
– Жрецы не знают ничего, кроме своих обрядов, – говорил рыжий, – Для вас это – достаточно. Вы что, думаете, вы первая, с кем я об этом говорю? Вы даже не тридцать первая! И я всё равно не слышу ответов на самые простые вопросы!
– Может, потому что этих ответов просто нет? – спросила служительница.
– Когда я был в Пантикапее, там ещё оставались философы, – продолжал рыжий, – Они изучают начала природы. Есть самые разные учения – одни утверждают, что мир сделан из воды, другие – из огня, третий – из песка. А в южных государствах философов назначают стратегами и базилевсами.
– Если ты будешь со всеми так спорить, – сказал энарей, – то не станешь даже лохагом.
Рыжий повернулся.
– О, многомудрый Сагилл, – заговорил он, – Я у вас тоже хотел спросить. Если вы видите будущее, то могли бы пророчить победу на любом ристалище. Ваш храм бы озолотился.
– Мой храм – на содержании города. И в нём всего достаточно.
– А вы подумайте о ристалище, подумайте! Пора нам, жителям Таврии, обустроить своего оракула, как в Омфалии. Царь Меотии, городской совет, жители великих городов юга – все поедут в Херсонес, вас послушать.
– Если бы я предвидел исходы войн и игрищ, – по-прежнему невозмутимо произнёс энарей, – то поселился бы в Танаисе. Играл бы с аримаспами на золото, что отбирают они у грифонов, и ни в чём не нуждался.
Тем временем большой невриец заметил меньшего.
– А это кто? – спросил он.
– Это Лик. Он только что из Новой Столицы и чудом спас свою шкуру. А этот человек, – Сагилл повернулся к Лику, – зовётся Маэс. Он тоже из неврийцев. Жил среди меотийских скифов, но тоже сбежал из города. Вы оба – из терионы с ликантропией. Помогите друг другу.
Энарей развернулся и зашагал обратно в рощу.
– Постойте! – крикнул Лик. – Вы не всё ему рассказали!
– Разумеется, – отозвался энарей, не оборачиваясь, – Вы сами можете друг другу всё рассказать..
Сагилл скрылся в роще.
– Ушёл, – только и смог сказать Лик.
– Ушёл. Пошли и мы.
Лик последовал за Маесом. Тот шагал решительно. Значит, знал, куда идёт.
– Получается, царь Меотии тоже не рад волкам? – осторожно спросил Лик.
– Это я не рад царю Меотии. Поэтому живу здесь, среди свободных людей.
Лик слышал много историй о скифах, которые уходили в наёмники. Многие нанимались в Меотию – царство было рядом, там привычный климат и хорошими пастбища. Особенно много – наверное, не меньше, чем о Великом Походе – рассказывали о восстании Евмела, которое случилось два столетия назаж.
Евмел был младший брат Сафира, тогдашнего царя, союзника скифов. У Евмела не был прав не престол. Зато были амбиции и союзники: саки, колхи и кто-то из южных царей. Несколько лет сражалась гвардия скифов с гвардией саков на другом берегу залива, и все участники совершили столько подвигов и стяжали настолько великую славу, что даже не важно, кто победил.
Есть след войны и в законах Меотии. Там до сих пор запрещено носить имена, в которых упомянута мышь.
Разумеется, скифы продолжали искать славы в чужих землях и сейчас, спустя двести лет. Царь Палак, и его отец Скилур издавали суровые законы, приравнивали ушедших к изгнанникам. Однако это помогало мало. Лик слышал о родах, что ушли в города уже при его жизни.
Но он и не подозревал, что некоторым не хватает свободы даже на побережье.
Надо, конечно, расспросить нового друга обо всём. Похоже, он может рассказать многое. Но непонятно, как начать спрашивать, чтобы рассказ не стал спором.
Интересно, Ифито считает этого Маэса привлекательным? Хотя, глупость конечно. Лик почти рассмеялся. Зачем ей безвестный изгнанник, пусть и видный. Она живёт с уважаемым человеком.
Но надо было с чего-то начинать. И Лик решился.
– Ты же знаешь Ифито, которая в храме живёт. Скажи, она тоже из терионов?
– Она обычный человек, насколько я знаю. Хоть и рыжая. Беда, я тебе скажу, с этой метаморфозой. Кто страдает – завидует тем, кто остаётся человеком. Особенно когда полнолуние. А кто не страдает – завидует нам. Так и живём взаимной завистью.
