– Люди – это и есть животные. Про это и Аристотель пишет. Человек – животное городское. Ну, или в нашем случае, изгнанное. Ты на себя посмотри, особенно в полнолуние.
Опять этот Аристотель… Горожане, что, сговорились на него ссылаться? У них других книг нет?..
Но Лик сдержался и ответил проще:
– Я это понимаю. Я не хотел его убивать.
– Думаешь, мне хотелось того, последнего убивать?
– Это была не месть и не война!
– Это был честный поединок. Вот что важно.
– Ну ладно, как скажешь, – Лик принял поднятую руку и поднялся. Его шатало. Он посмотрел на поверженного врага и подумал, что терзаться не стоит. Убитого вождя обратно не склеишь и жизнь в него не вдохнёшь. Даже чёрные гиперборейские шаманы умеют только разговаривать с мёртвыми, а не возвращать их обратно в тела. Так что надо оставить терзания. Бесполезное сражение с трупом может длиться долго, пока сам Лик не превратится в труп.
– Плохо, что голову разбил, – теперь юный невриец пытался говорить как можно непринуждённей, – А так можно бы было чашу из черепа изготовить. Или высушить и к седлу привязать, как предки делали.
– Не к чему тебе её привязывать. Ты, если забыл, своего коня уже съел. Пошли, тебя внизу дожидаются.
Жрица стояла на берегу, похожая на столб, к которому привязывают лодки. На её суровом, ещё не морщинистом лице не шевельнулся ни один мускул. Видимо, она догадалось, что произошло. Это её не испугало. И даже не удивило.
– Хотите, я принесу тело? – спросил Маэс. – Я бы его захватил, но сразу двоих тащить – это не с руки.
– Нет. Оставь как есть. Обмывать мёртвых – женское дело.
– Я понял.
– Пока охраняй. А он поедет со мной.
– Куда?
– Пора представить победителя его новым подданным.
– Почему я должен вам верить? – осведомился Лик.
– Потому что у меня нет причины для обмана.
– А месть за убитого вождя?
– Только дураки мстят победителям. Умные – к победителям присоединяются. А я, что, по-твоему – не умна?
Лик подумал, что у этой женщине какое-то очень нескифское представление об уме. Или, может, просто немужское?.. Разве не для того боги дали мужчине ум, чтобы он побеждал врагов или, если не получается, хотя бы мстил.
– Я поеду с вами, – сказал Лик, – Но сначала нужно нечто исполнить, – он повернулся к Маэсу, – Приведи сюда Агру. Она тоже должна вернуться в деревню.
– Лик, – Маэс надулся, – ты что, хочешь лишить нас трофеев?
– Я хочу, чтобы в деревне нас уважали. И любили по своей воле. Веди её, мы поплывём вместе. Пусть увидят, что ликантропы держат слово.
Лик бросил на женщину короткий взгляд, укрытый прядью волос. Она молчала, но улыбалась. Значит, его решение пришлось по душе.
Маэс ушёл, а Лик попытался придумать, с чего начать разговор. Мыслей было слишком много, но найти нужную не получалось. И он снова обводил взглядом узкую полоску берега, серые скалы с зелёными разводами мха, маслянистый блеск волн, что накатывались на прибрежные камни. Тысячи лет пролетели над этими местами – но нигде, куда бы он не посмотрел, не было следов человека.
Руки всё ещё зудели от чужой крови. Лик наклонился к воде, умылся и сполоснул ладони. Алые струйки таяли в прибое, исчезая бесследно – как исчезает человеческая жизнь в бездонном колодце неба…
Когда Лик выпрямился и убрал со лба мокрые пряди, он увидел, что Агра уже спускается к причалу по той самой тропинке среди кустарников. Её глаза потемнели, на губах застыла сардоническая усмешка. Похоже, она тоже догадалась. Или Маэс по дороге ей всё рассказал.
Руки не связаны. Это хорошо.
Агра подошла, безукоризненно стройная, бросила взгляд на Лика и женщину. Потом, с тем же выражением лица, забралась в лодку. Она уселась с редким достоинством, словно гирканские принцесса в свадебную повозку.
Лик перебрался сам. Он положил у ног и акинак, и кинжал. Деревянное дно ходило ходуном, но лодка казалась достаточно удобной и устойчивой.
– Я еду с вами, – сказал Маэс.
– Это невозможно, – ответила жрица.
– Кто мне запретит? – Маэс шагнул ещё ближе к лодке.
– Обычай запрещает. Новый вождь должен прибыть один или с женщинами.
– Ты знаешь обычаи, женщина, – невриец усмехнулся, – Зато мы одержали победу. И победитель решает, что по обычаю, а что нет.
– Это всё равно невозможно. Лодка слишком лёгкая, четыре человека её перегрузят.
– Я видел такие лодки и в Меотии, в Херсонесе, – продолжал наседать Маэс, – И катался, и даже немного чинил. Они отлично держат четырёх человек. И становятся от этого только устойчивей. У тебя даже балласта нет, ты сама непонятно как плаваешь.
– Помни – я добиралась сюда не одна, – женщина появилась к Лику, – Решай, вожак.
– Мой друг поедет со мной, – подал голос Лик, – Он обещал отдать за меня жизнь. Пусть покарают меня боги, если я посягну на священную клятву.
Жрица помрачнела, больше не возражала. Она подождала, пока Маэс переберётся на своё место и усядется поудобней, и только потом взялась за весло.
Лодка заскользила по волнам вдоль берега. Они двигались на восток, и солнце пекло их затылки.
Лик посмотрел на Агру, встретил знакомый взгляд и поджал губы.
Ну что ты будешь делать, если в твоей жизни появилась женщина и она страшно тебя раздражает?
– Ты должен быть счастлив, – произнесла жрица, не отводя взгляда от волн, – Такая неожиданная победа.
Лик мрачно смотрел в море, полыхавшее расплавленным золотом солнца. Покачиваясь, лодочка огибала чёрные скалы. Сейчас, на плаву, она казалась удивительно маленькой и хрупкой скорлупкой.
– Почему ты молчишь? – снова спросила жрица, ловко орудуя веслом. – Ты не рад – а почему? Разве не мужское это – побеждать? В шестнадцать лет все об этом мечтают.
– Каждая моя победа вызывает беду, – произнёс Лик, – Я не хотел убивать вашего вождя. Я хотел его только победить.
– Так оно у вас, мужчин, и бывает. Сначала хотел, потом убил.
– Но я не хотел его побеждать. Мне нужна не победа, а союзники.
– А нам нужен победитель.
– Вы мать Агры и его жена? Я правильно угадал?
– Ты угадал наполовину. Я мать Агры. Но я ему не жена.
– Ясно. Вы, как и она, постоянно со мной спорите.
– А ещё у нас цвет глаз одинаковый.
Агра изо всех сил делала вид, что не слушает. А Маэс улыбался, всё шире и шире.
66
Они причалили в совсем неудобном места. Перед ними была высокая, почти отвесная скала, серая и с жёлтыми прожилками. Два огромных, в два человеческих роста, камня стояли у её подножья, похожие на лапы лежащего зверя.
