Какое-то время не происходило ничего. А потом из толпы вдруг вышел мальчик лет четырнадцати. Русые, как у всех здесь, волосы, густые, сросшиеся брови. Он шагал, глядя прямо перед собой, как если бы взгляд в сторону означал для него смерть.
Лик напомнил себе, что он и сам служит с четырнадцати.
И вот первый вступил в круг. Лик поднял акинак. Холодные глаза новобранца смотрели с беспощадным спокойствием.
Лик раскрыл левую пятерню и полоснул лезвием. Резать акинаком было не редкость неудобно. Боль обожгла тело, но кровь потекла медленно, словно нехотя.
Лик опустил кровавую ладонь на тёплый лоб новобранца. Тот заулыбался.
Он, вожак, отдавал им сейчас свою кровь. Чтобы потом, в сражении, они отдали за него свою.
Новобранец отступил и потрогал красный лоб, словно не верил своему счастью.
– Вот и всё! – рявкнул он обратно в толпу. – Меня вы здесь больше не увидите!
– Ты возвращайся, если с добычей, – откликнулся задорный девичий голосок с задних рядов.
Второго бойца буквально вытолкали.
– Давай, второй, давай, – говорил здоровенный детина с рассечённой правой бровью – судя по возрасту, он был старший брат, – Добудь нам славы, если с рыбой не получается.
– Девушки тоже могут вступить, – заметил Лик, – Мы же скифы! У нас женщины сражаются наравне с мужчинами.
Но амазонок в деревне не нашлось.
Третий был жуть какой долговязый. Ещё выше, чем Лик, и с открытым детским лицом. Словно извиняясь, он произнёс:
– Как говорят у нас в Таврии – что может быть лучше, чем грабить?
Из-за широкой серой юбки лобастой женщины в первом ряду высунулась любопытная рожица. Рожице было лет двенадцать.
– Если вам меньше четырнадцати лет – не подходите, – предупредил Лик, – Нам дети не нужны.
– А старше шестнадцати к тебе и так не пойдут, – заметила жрица.
– Вот и радуйтесь, – Лик растопырил пятерню, так, чтобы выступило ещё крови, – Я забираю из деревни самых шумных и бесполезных.
Подошли близнецы. Подняли отросшие волосы и показали острые уши.
– У нас были оборотни, – словно извиняясь, сказал тот, что был слева, – Но там, в бухте…
– Конец им теперь, – закончил за него тот, что был справа.
– Вы сможете отомстить, – ответил Лик, – я обещаю.
– А мы сможем стать оборотнями?
– Ты нас сделаешь? – встрял второй.
– Я сделаю для вас всё, что смогу, – Лику не хотелось пускаться в объяснения, когда солнце высоко, в животе пусто, а судьба решается прямо сейчас.
Ещё двое подростков подошли без приключений и не произнесли ни одного слова. Было заметно – они знают, на что идут.
Рука Лика онемела, кровь засыхала на ладони.
Ребята возвращались в толпу, распрямив плечи и такие гордые, словно только что выиграли пару сражений.
– А что остальные? – Лик обводил взглядом оборванную, всклокоченную, непокорную толпу. Он разглядел того самого старика. Тот стоял у ограды, опираясь на тех самых двух спутников, и улыбался в окладистую бороду.
– Остальные ещё подумают, – отозвалась жрица.
68
– Что ты собираешься делать с Агрой? – внезапно спросила жрица.
– С Аргой? – Лик медленно, с достоинством повернулся к девушке, – С ней всё в порядке. Она может идти к своей семье.
– Теперь ты – её семья.
Лику показалось, что у него что-то не то с ушами, у самых корней. Услышал он правильно… Но правильно ли он понял? То, что сказала женщина, просто не укладывалось в голове.
Лик перевёл взгляд на Аргу. Девушка смотрела на него – спокойно и немного холодно. Понять, что это значит, было невозможно.
– Почему? – спросил Лик. – Я её не удочерял, насколько помню.
– Она – твоя добыча.
– Она может сделать десять шагов, – напомнил Лик, – и окажется среди соплеменников. Руки и ноги у неё не связаны. А удержать её мы не успеем. Так что никакая она не добыча.
– Не забывай, где ты находишься, – ответила жрица, – Мы – тавры, живём тем, что добываем. Любая добыча – священна. Она твоя. Если она уйдёт в деревню – мы вернём её тебе по первой просьбе.
Лик нахмурился. Она точно ей мать? Или это такая же условность, как обычай называть царя отцом всех подданых?
– То есть она – моя рабыня? – спросил невриец.
Тень страдания легла на лицо Агры.
– Можешь обратить в рабство, – продолжала жрица как ни в чём ни бывало, – Можешь продать. Можешь принести в жертву богам – мы не знаем, которым ты поклоняешься. Можешь даже взять в жёны.
– Вы меня благословите?
– Брак пленницы не нуждается в благословении.
Лик опустил глаза и задумался. Он чувствовал, что все – его новые соратники, другие тавры, жрица, Агра, Маэс – ждут его решения.
Наконец, он поднял взгляд и решительным жестом убрал со лба волосы.
– Следуя обычаю, – заговорил он, – и моему обету, перед всеми вами, как свидетелями – я отпускаю Агру, таврийского рода, на волю. Отныне она не моя пленница, а снова дочь своих родителей и сестра своего племени. Она может идти, куда пожелает. Если у неё есть избранник – пусть выходит замуж или устраивает судьбу другим образом. Я сказал. Если по вашим обычаем для освобождения пленницы нужно покрыть ей голову, или колпак надеть – я готов это сделать прямо сейчас.
Он не успел опомниться – со спины на него кто-то прыгнул. Длинные, как виноградные лозы, руки обхватили его и стиснули крепко-крепко. Лик уже вспомнил легенду о питонах, чудовищных змеях-душителях из южных лесов и уже прикидывал, как пырнуть тварь акинаком. Но тут ему не лицо упали волнистые рыжие волосы, нос уловил знакомый аромат перебродивших груш и он догадался – это попросту Агра сжимала его в объятиях.
– Спасибо! – бормотала девушка, – Спасибо! Как это мило.
– Осторожней, порежешься, – Лик еле успел передать акинак Маэсу, – Вот, теперь хорошо.
Объятия были крепкими, как железные обручи.
– Он знал, чего она хочет, – заметила жрица, – А это редко бывает.
– Всё, можешь идти, – Лик еле дышал.
– Никуда я от тебя не уйду! – заявила Агра, – Ты замечательный, – и поцеловала прямо в щёку. Губы были такие горячие, что у юного неврийца закружилась голова, а перед глазами заплясали круги.
В толпе послышались смешки. Жрица в ответ начала махать рукой.
– Видите, всё решилось. Отныне мы друзья и союзники. Но почему ничего не готово? Огонь! Котлы! Рыбу! Пируем!
69
Дальше был праздник. Нравы в горах простые. Поэтому и смерть прежнего вождя, и приезд победителя праздновали одновременно.
