– Я не знаю, о чём ты говоришь.
– Я напомню. Один геометр наловчился поджигать корабли, расставляя медные щиты.
Ему показалось, или на лице Марсагета промелькнул испуг? Неясно. Он нарочно держал факел так, чтобы тень от шапки падала на лицо.
– Это была просто хитрость, юный полководец, – ответил Марсагет, – Да, есть специальные чаши, чтобы выжигать по дереву, но достаточно большую, чтобы поджечь корабль, так никто и не построил. Тяжело изготовить огромное зеркало. Мухи летают, мусор попадает. Их и отливать сложно. Нужна какая-то другая геометрия. Хотя зачем тебе геометрия, – ты же ликантроп?
Он как Евдокс говорит, – подумал Лик, – тоже уверен, что я проживу без геометрии.
– …Но таким солнечным зайчиком удобно целиться, – продолжал Марсагет, отдавая факел соседу, – Собрал лучи на корабле – и понятно, как целиться катапультой. Ставим её на ту же линию, поправка на ветер и дугу, а потом…
Он хлопнул в ладоши – удивительно громко, словно в руке лопнул бычий пузырь. А в следующую секунду на западе сверкнуло белизной – словно молния ударила в куда-то в холмы.
Лик не успел увидеть луч. Сначала – словно огненный вихрь пронёсся за спиной, лизнул по лопаткам. Едва слышный хруст. А потом – крик и вонь горящего мяса.
Лик успел обернуться и увидеть то, что всю оставшую жизнь мечтал забыть.
Арга по-прежнему сидела на жертвеннике, но на волосах, штанах, рубашке, руках, дуге лука – языки голодного пламени. Она пока не поняла, что случилась – но уже орёт от боли и сгибается, сворачивается, скукоживается как бутон в огне.
Потом мир исчез. Когда он вспомнил себя, то покачивался, стоя на коленях, а Агра куда-то делась, оставив от себя только запах.
И это был не неё запах. Это был запах огня и смерти.
– Не всё вам, ликантропам, превращаться, – процедил Марсагет.
Разило горелой шерстью. Лик поднялся на четвереньки, сплюнул пепел и, прямо в человеческом виде, бросился в атаку.
Он знал, что шансов на победу почти нет. И он собирался забрать с собой как можно больше врагов.
Акинак вошёл в чьё-то бедро. Кровь хлынула, как вино из бочки, но каменный кулак опустился Лику прямо на затылок. Он покатился прочь, натыкаясь на чужие ноги, снова увидел над головой мутное небо. Акинак остался в чужой ноге. А лёгкий кленовый посох – там, на двухголовой вершине.
Единственное оружие – это тело. Надо делать метаморфозу и работать зубами. Зубы, конечно, те же, но вольчей челюстью кусать удобней. И шерсть защищает….
Но сил на метаморфозу уже не было. Он лежал, смотрел в небо, посреди мутного мира. Теперь он понимал, что у Марсагета приказ… Приказано взять живым. И, видимо, возьмёт. Зачем им Лик – непонятно… Если хотят убить – то убили бы прямо сейчас, как тогда, раньше. Этот мир стал вдруг очень непонятным местом.
Если бы брат, Евдокс, или даже Ихневмон оказались рядом – они бы всё смогли объяснить. Но их нет. Вокруг – враги. Ошеломлённые тавры, кажется, разбегаются. От такого побежишь…
И даже крики Агры уже затихли.
Значит, вот она – вспышка. Интересно, как далеко её видно?.. В предрассветном полумраке, наверное, далеко.
Это смерть и это сигнал. Сигнал тем, кто остался в холмах – что капкан можно захлопывать.
…Вся надежда на подкрепление.
На тех, кто идёт сейчас по морскому дну.
79
На такое не способны ни люди, ни волки. Только стратег с человеческой головой может такое придумать, только ликантроп с волчьим телом – осуществить. Обычный волк на такое не пойдёт. Простой, не натренированный человек так не сможет.
Они спустились в воду много западней, по руслу того самого ручья, что протекал через деревню. Тоненький, почти незаметный спуск по обрыву к морской воде. Никто бы и не подумал, что этот спуск может для чего-нибудь пригодиться. Только в волчьем виде по нему можно спуститься, не переломав себе ноги.
И дальше, гуськом. На восток.
Они шагали под скалами. По мокрым подводным камням, сражаясь с волнами и огибая опасные валуны. Иногда мелководье заканчивалось и зёв бездны открывался под лапами. Приходилось плыть – по-собачьи, хребтом чуя, насколько ты удобная мишень. Вокруг – мрак, матово-чёрный скалистый обрыв над чёрной водой на фоне чёрного неба. Это утешает – значит, их тоже не видят. А стрелять на звук в воде мало кто сможет.
Путь был тяжёлый. Ил под лапами липкий и тягучий, как кровь, под животом шмыгали какие-то подводные твари. Морская вода тоже вдруг оказалась тяжёлой и неподатливой, тянуло на дно. Но остановиться или отступить было невозможно – и только поэтому они добрались до мыса перед Крабовой Бухтой. Возможно, в пути кто-то сорвался или захлебнулся – не повезло.
Мыс выдавался в море очень далеко. Достаточно его увидить, чтобы ощутить, как устал. Расглаженная приливами и отливами скала, похожая на единственный уцелевший клык в слюнявом рту старика, торчала из волн сразу за мысом.
Маэс вскарабкался на скалу и вытянул лапы. Короткий отдых перед последним рывком.
Он поднял взгляд и увидел, что светает. Не успели за темноту. Солнце, конечно, ещё за горами, но по небу и морю уже ползёт алый отсвет. Сейчас, последний рывок – и…
Вспышка! Что это? Там, за горами. Похоже на молнию. но грома нет…
Неужели это то, о чём говорили тавры? Если всё так и есть, то они все…
Нет, это невозможно. Царь, у которого есть такое оружие, не будет воевать с горными пиратами за тесную бухту на далёком берегу. С таким оружием можно покорить богатые царства дальнего юга. Да чего там – можно возродить державу Александра, весь мир привести к покорности! Править в самых прекрасных городах, собирать гаремы из самых прекрасных женщин…
Это невозможно.
Это никак невозможно.
Ледяная игла страха придала сил. Маэс бросился в воду и поплыл, не замечая течения. Нет времени нащупывать тропу у берега. Плывём! Плывём! Сейчас обогнём мыс и всё нам откроется!
Солёные волны хлестали по морде.
Вот, наконец, поворот. Лапы сводило судорогой. Слишком много человеческого было в теле ликантропа.
Но очередная волна хлестнула по глазам и пришлось сосредоточиться на работе передних лап. Хитрое течение в бухте так и норовило снести его вбок.
Ветер доносил отзвуки сражения и какие-то вопли. Вопли были женские, и быстро затихли. Маэсу стало полегче. Хотя бы не отвлекает и душу не дерёт.
Наконец, лапы нашли песок. Вода по-прежнему не пускала – но теперь было ясно, что он добрался и что он не опоздал к битве.
Он вышел на берег. Холодный воздух схватил его за бока. С отяжелевшей шерсти бежали целые потоки воды. Маэс замер, встряхнулся, прислушался, пока есть время.
За спиной шлёпали другие лапы. Почему-то он знал, что это близнецы. Как их зовут?.. Почему-то было очень важно вспомнить, как их зовут. От этого зависит исход битвы.
