— Не бойтесь, друзья, этой собаки, — сказал он. — Она не только не сделает вам ни малейшего зла, но еще будет защищать вас от всех ваших врагов. Вы только сами не задирайте ее, а постарайтесь лучше поскорее подружиться с ней.
Успокоенные этими словами, дикари несмело подошли к собаке, которая, по приказанию своего хозяина, изъявляла, со своей стороны, полную готовность подружиться с ними, и стали внимательно и с заметным удивлением разглядывать ее.
— Странно, что преследователи до сих пор не показываются, — заметил Бельграно, отходя от своего наблюдательного поста. — Должны же были они видеть, куда бросилась собака, и последовать за ней.
— Может быть, они решили дождаться наступления темноты, чтобы захватить нас врасплох, — предположил Ульоа.
— А мы так и будем сидеть здесь, как в осаде?
— Что же еще мы можем сделать? — Устроить вылазку? Я бы, пожалуй, не прочь, но опасаюсь за вашу сестру.
— О, за меня не беспокойтесь, дон Хосе! — воскликнула девушка. — Я ничего не боюсь с вами и с братом, а обращаться с ружьем, как вы сами видели…
— Тсс! — прошептал Математе, вдруг обернувшись к ним и внушительно подняв вверх указательный палец правой руки.
Среди воцарившейся тишины послышались глухие удары сверху по корням, образовавшим свод пещеры. В то же время вода у входа стала медленно, но заметно прибывать.
— Что там происходит наверху? — спросил Ульоа у старшего дикаря, когда тот по его знаку подошел к нему.
— Должно быть, нуку задумали завалить нас сверху землей… Стараются пробить ее около корней, как раз в том месте пещеры, где можно укрыться от воды, — высказал свое предположение дикарь.
Когда Ульоа передал его слова дону Педро, тоже подошедшему к нему, молодой человек заметил:
— Значит, нам угрожает быть засыпанными землей или затопленными водой?.. Приятное положение!
— Можно спастись, — сказал канак, очевидно понявший молодого человека, хотя тот сделал свое замечание на испанском языке, на котором говорил с Ульоа.
— Каким же образом? — спросил последний у канака на его родном языке.
— Проделать проход… Вот здесь, — пояснил Математе, указывая на одно место. — Отсюда мы выйдем в такую чащу, где нас никто не найдет.
— Гм, — пробормотал моряк, рассматривая указанное дикарем место. — Да тут, наверное, такая толщина, которую не скоро преодолеешь, а нам дорога каждая минута.
— Не бойся, великий вождь, — успокоил его дикарь, — если дружно примемся за работу, живо проложим путь. Нам уж приходилось делать такие проходы, и мы знаем, что это вовсе не так трудно.
— Да ведь нас, того и гляди, зальет водой или засыплет землей… Вон земля уже начала осыпаться, — возразил Ульоа.
— Ничего, — стоял на своем дикарь, — нам нужно немного прорыть, чтобы уйти отсюда… А там будет уже не так опасно.
— Но если эту пещеру засыплют землей, в ней не будет воздуха…
— И об этом не беспокойся, великий вождь: воздух будет. Между корнями везде пустота, через нее и проходит воздух. Не задохнемся, — уверял дикарь.
— Ну хорошо, будь по-твоему, — согласился Ульоа.
Все поспешно принялись за дело. Канаки начали ловко действовать своими орудиями, а Ульоа и Бельграно — тяжелыми ружейными шомполами. Работа закипела. По указанию Математе следовало прочистить путь в одной из боковых стен пещеры. Рыхлая земля поддавалась легко; труднее было сладить с густой массой толстых корней, переплетенных частой сетью мелких отростков. Двое были заняты перерубанием этих преград, а другие двое — уборкой срубленного. Вскоре часть пещеры была завалена этими обрубками.
Во время работы мужчин Мина взяла на себя обязанность сторожа. Держа наготове карабин, мужественная девушка чутко прислушивалась к тому, что происходило снаружи.
Через полчаса дружной работы был уже прорыт проход, который нужно было только несколько расширить, чтобы выбраться через него наружу, в стороне от того места, где находились враги.
Вдруг раздался яростный лай Гермозы, а вслед за ним грянул выстрел. Мужчины поспешно оглянулись и увидели девушку с дымившимся ружьем в руках.
— В кого ты стреляла, Мина? — спросил у нее брат.
— Какой-то дикарь хотел проникнуть сюда со стороны воды. Я его прихлопнула, — ответила она.
— Убила его?
— Вероятно, потому что он пошел ко дну, не успев даже вскрикнуть.
— Вы настоящая героиня, сеньорита! — восторженно воскликнул Ульоа. — Но за одним врагом наверное последуют и…
— Угадали, приятель, — прервал его чей-то грубый и насмешливый голос, донесшийся сверху. — Нас здесь много. Сдавайтесь скорее, иначе через несколько минут от всех вас останется только одно неприятное воспоминание!
— Кто вы такой? — крикнул, в свою очередь, Ульоа, держа наготове карабин.
— Разумеется, человек, да вдобавок еще белый!
— И, конечно, пират?
— Это меня-то вы называете пиратом?! Ну, я вам покажу.
— Кто же, кроме пирата, решится преследовать людей, которые не сделали ему никакого зла? Какому порядочному человеку придет в голову во главе шайки дикарей-людоедов…
— Укоротите свой чересчур длинный язык, милейший!..
— Я вам не «милейший»! Меня называют капитаном! — кипятился Ульоа.
— Ха-ха-ха! — раздался насмешливый хохот. — Хорош капитан без корабля и без команды! Ну, так как же, господин капитан, намерены вы сдаться или нет?
— Прежде чем ответить на этот дерзкий вопрос, я требую, чтобы вы сказали, кто вы и с какой целью преследуете нас, — с твердостью крикнул Ульоа.
— Ну, об этом вам придется потолковать с моим капитаном.
— А кто ваш капитан?
— Дон Рамирес.
— А, так вы значит из его шайки! — воскликнул Ульоа. — А где он сам?
Ответа на этот вопрос не последовало. Только тонкий слух девушки, ближе других стоявшей к отверстию, через которое происходили эти переговоры, уловил, как незнакомец наверху пробормотал про себя:
— Эта проклятая капе
[5]
совсем отшибла у меня память! Капитан строго-настрого запретил называть его, а я все-таки проболтался. Ну да ладно, как-нибудь выпутаюсь!..
— Значит, мы не ошиблись в своем предположении? Рамирес здесь, — заметил Бельграно.
— Да, мой друг, и нам придется, — начал было Ульоа, но тот же голос сверху снова прервал его:
— Эй вы, пещерные затворники, черт бы вас побрал! Говорите толком: сдаетесь или нет? Мне начинает надоедать возиться с вами!
— Возьмите нас, если можете! — насмешливо ответил Ульоа, к которому вернулось его обычное хладнокровие.
