Прошло несколько минут томительного и тревожного ожидания. Небо покрылось тучами, луна и звезды скрылись, и все вокруг погрузилось в полный мрак. Вдали сверкнула молния и пророкотал гром. Сделалось так душно, что почти нечем было дышать. Вслед за тем вблизи в лесу блеснул огонек и раздался звук карабинного выстрела.
— А! Вы уже начали, приятели! — вскричал Ретон. — Ну, начнем и мы! Жаль только, что стрелять приходится наудачу: ничего не видно.
Через мгновение вся окрестность содрогнулась от грохота пушечного выстрела, вслед за которым раздались крики испуга и болезненный вой. Когда эти крики и вой умолкли, на несколько минут воцарилась мертвая тишина. Затем на лагерь посыпался град стрел и над головами осажденных просвистело несколько пуль.
— А! Не угомонились еще! Мало им этого угощенья! Захотели нового! Ну что ж, можно и прибавить, — бормотал Ретон, вновь заряжая орудие.
В это время в непосредственной близости затрещали ветви деревьев, и на лагерь с ревом и воем готова была обрушиться целая лавина людей, казавшихся призрачными в темноте. Нуку хотели было отразить это нападение и бросились с поднятым оружием на врагов, но Ульоа приказал им лечь на землю, и Ретон по его команде дал новый выстрел. Сначала нападавшие с испуганными криками отступили назад, но потом, поощряемые своими белыми предводителями, снова полезли на осажденных. Завязалась ожесточенная рукопашная схватка. Стрелять из пушки и из ружей не было возможности.
Вероятно, осажденным пришлось бы плохо ввиду огромного перевеса сил осаждавших, если бы вдруг вблизи не раздался пронзительный свист и не послышались новые воинственные крики, заглушившие даже страшный шум битвы. Это подоспел Математе с целой армией крагоа, подобно снежной лавине обрушившейся на нападавших.
Произошло нечто неописуемое. Вой и рев дикарей, их предсмертные стоны и вопли, крики матросов, руководивших нападавшими, треск ломавшихся вокруг кустов и мелких деревьев, глухие удары каменными топорами и тяжелыми деревянными палицами — все это сливалось в один адский шум.
Ульоа и его белые друзья, не обладавшие таким острым зрением, какое было у дикарей, позволявшим последним хорошо видеть в темноте, к своей досаде, не могли принять активного участия в схватке и должны были, сидя за своим прикрытием, оставаться только пассивными наблюдателями.
Через каких-нибудь полчаса нуку и крагоа рассеяли нападавших, перебив всех их белых предводителей.
Когда вокруг все затихло, Математе, каким-то чудом уцелевший в этой бойне, хотя и принимавший в ней самое деятельное участие, подошел к Ульоа и сказал ему:
— Вождь, если ты хочешь захватить своего врага, то не теряй времени. Он плывет вниз по реке со всеми желтыми камнями…
— Успел-таки захватить их, негодяй! — вскричал Ульоа. — Почему же крагоа допустили его к доверенному им их умершим вождем кладу?
— По значку, который был у него… такому же, как вот этот, — ответил канак, возвращая данный ему доном Педро талисман. — Он взял у крагоа несколько пирог и положил в них все камни. Но ты на своих лодках догонишь его, если поспешишь. Пироги с камнями очень тяжелы и быстро идти не могут. Но у него, кроме белых с громовыми трубками, есть много кети, поэтому разреши мне, вождь, собрать нуку и крагоа. Они бросились преследовать врагов, но, если ты прикажешь, они возвратятся, чтобы проводить и защитить тебя.
— Хорошо, собирай скорее! — разрешил Ульоа. — А потом мы отправимся в путь.
Когда нуку и крагоа по сигналу старшего канака стеклись со всех сторон, оставив преследование беглецов, весь сильный соединенный отряд во главе с американцами, захватив с собой пушку, поспешно двинулся обратно к тому месту, где были скрыты лодки.
Переход был совершен без остановок. Все лодки оказались целы. Пушку снова поместили на китоловку, и маленькая флотилия быстро направилась вниз по течению реки, между тем как главные силы нуку и крагоа, под предводительством канака, шли вдоль берега, стараясь не отставать от лодок.
В первый день плавания похититель сокровища не только не был настигнут, но его даже не было видно. Это, впрочем, объяснялось извилистостью реки. Ночью поневоле пришлось устроить стоянку, потому что гребцы слишком переутомились.
Лишь к концу второго дня американцы, плывшие впереди на китоловке, заметили перед собой на довольно большом расстоянии четыре темные точки, быстро несшиеся гуськом по воде.
— Готов поставить свою последнюю трубку, что это наш приятель со своими разбойниками! — вскричал Ретон, первый заметив двигавшиеся впереди точки и указывая на них своим спутникам.
Последние поспешили взглянуть в указанном направлении и радостно воскликнули:
— Они! Конечно, они!
— Нужно во что бы то ни стало догнать их до устья, — сказал Ульоа. — Но погодите! Что случилось с пирогами? — продолжал он, всматриваясь вдаль. — Они вдруг остановились… Математе, что бы это значило?
— Пристают к тому самому островку, на котором останавливались и мы по пути сюда, — сразу определил канак, бросив туда беглый взгляд. — Несколько белых выходят на берег, а остальные вместе с кети остаются в пирогах.
— Вот так глаза! — восторгался Ретон. — И у меня, как у моряка, они не плохи, несмотря на мои лета, но все-таки я, кроме каких-то точек, ничего не вижу, а он…
— Ну, этому мы будем удивляться потом, — прервал Ульоа. — Пока же надо пользоваться удобной минутой. Друзья! — обратился он к гребцам, — приналягте на весла. Угощение за мной.
Флотилия еще быстрее понеслась к островку и достигла его, когда начали спускаться вечерние сумерки. Под сенью исполинских ризофоров раскачивались на воде четыре двойные пироги, по-видимому, тяжело нагруженные. На каждой из них находилось несколько вооруженных дикарей и матросов. Все они с беспокойством смотрели на приближавшуюся флотилию.
По команде Ульоа флотилия остановилась на расстоянии ружейного выстрела, образовав полукруг.
— Сдавайтесь! — громовым голосом крикнул капитан. — Кто не исполнит этого требования, тому тут же и конец!
В ответ раздался рев испуганных дикарей, тревожно зашевелившихся в пирогах, между тем как матросы бросились на берег.
— Отправились за своим атаманом! — воскликнул Ретон. — Ну что ж, пусть является и он. Скорее окончится дело.
— Вперед! — скомандовал Ульоа. — Математе, заставь кети сдаться и забери пироги. А мы потолкуем с их вождем.
Пока Математе убеждал испуганных дикарей сдаться без напрасного кровопролития, американцы выскочили на берег и были встречены десятью вооруженными матросами во главе с самим Рамиресом.
— Бандиты! — яростно крикнул с пеной у рта авантюрист, дико вращая во все стороны налитыми кровью глазами. — Горе тому, кто осмелится хоть пальцем прикоснуться к пирогам!.. Я завоевал сокровище Голубых гор и никому не уступлю его!
Бельграно поднял было свой карабин и прицелился в авантюриста, но Ульоа поспешил остановить молодого человека, надеясь уладить дело мирным путем.
