Но он сидел за столом и что-то щелкал в телефоне. Я пожелала ему спокойной ночи, и он в ответ буркнул такое же пожелание, не оторвавшись от экрана. Я закрыла дверь и тоже взяла в кровать телефон. Надо было написать маме, что у меня все хорошо. На самом деле — у меня ж все хорошо. Ничего сверхъестественного в этом отпуске не произошло. У меня будет, что вспомнить, помимо вчерашней ночи.
— Как вам там отдыхается? — поймала меня онлайн сестра.
— Отлично, — отписалась я тут же. — Ложимся спать, так что не мешай.
В ответ она прислала мне кучу смайликов, и я закрыла телефон, даже не взглянув, что там еще из фоток напостил Кузьма.
— Что? — крикнула я, не разобрав из-за стенки его слов.
Он не ответил. Пришлось вылезти из кровати и открыть дверь. Он держал у уха телефон. А, значит, не со мной говорил… И я уже собралась уйти, но, наверное, делала это слишком медленно, поэтому Кузьма рванул на себя дверь и вышел босиком во двор. Конспиратор! Да и хрен с ним… Будто я подслушивала. Мне вообще нет до него никакого дела!
Я легла в постель и закрыла глаза. Как раз в этот самый момент Кузьма открыл дверь. Странно, как она не осталась у него в руках.
— Таська в больнице!
— Что?
Нет, я не переспросила вслух. Только глазами. Или действиями — я скинула одеяло и села.
— Крыса в дерево влетела, подставила правый бок. Весь удар на пассажира пришелся.
— Как она? — спросила я, чувствуя, что майка прилипла ко мне всеми ниточками.
— Не знаю. Жива. Мать в больнице. Я с отцом говорил. Я даже не понял, зачем он звонил.
— Тебе надо ехать? — вскочила я.
— Это вопрос или утверждение? — выдал он.
Я тряхнула головой.
— Вопрос.
— Не знаю, — он тоже тряхнул головой. — Какое из меня плечо… Да и… Она жива.
— Жива.
Я не спросила даже, что у нее. Не успела. Я вообще не успела сообразить, как оказалась на кровати. Наверное, Кузьма уронил меня, когда ткнулся мне в плечо. Но все же, кажется, я первой протянула к нему руки, а сейчас сомкнула их у него за спиной.
— А… И… Но… — кажется ничего другого из моего рта не вылетело.
Я начинала вопрос и не заканчивала. Я не знала, что спрашивать, что говорить. Наверное, просто надо дождаться утра. Тогда все прояснится. Улететь сегодня мы все равно не сможем.
— Я ведь знал, что все вот так закончится, — буркнул он мне в грудь и отстранился на вытянутых руках. — Я ничего не сделал, чтобы этого не произошло. Я просто отступил и все… Если бы она была здесь…
Я сжала руку у него на шее и снова ткнула его носом себе в грудь — пусть заткнется. Гипертрофированный образчик вины!
Наверное, надо ему напомнить, что люди попадают в аварии, переходя дорогу на зеленый свет, ломают ноги в гололед, когда городские службы забывают посыпать дорожки песком… И… Да он все это знает. Не все зависит от нас. Просто сейчас он несет бред и надо позволить ему его нести… Но бреду помешал телефон.
Я чуть не пискнула, так сильно Кузьма оттолкнулся от моего плеча. Телефон оказался на другом крае кровати. Он схватил его, но выходить из комнаты не стал. Просто сел на самый край, как на жердочку, выдавая нечленораздельные звуки, больше похожие на мычания.
— Значит, нам не приезжать? — наконец спросил он человеческим языком.
Ему ответили коротко и отключились.
— Вот так мы говорим с папочкой! — выплюнул Кузьма и бросил телефон на тумбочку.
— Все хорошо?
— Так себе… Пару ребер, рука сломана… Сотрясения нет. Сотрясаться нечему. Но рожа красивая. К счастью, улыбка не пострадала.
— Ты это придумал сейчас? — спросила я совсем шепотом. — Или твой отец так сказал?
— Придумал. Мысли вслух. Ненавижу Крысу!
Он поднялся и сделал шаг к двери. Потом, вспомнив про телефон, сделал два шага к тумбочке.
— Хочешь, оставайся?
Он скосил на меня глаза — какой злобный взгляд! И процедил сквозь зубы:
— Я трахаться не хочу.
Я проглотила слюни и его выпад.
— Я вообще-то предложила просто лечь спать. Здесь белье чище.
Он усмехнулся, взял телефон и… Не ушел. Просто открыл его — наверное, ищет еще информацию про сестру.
— Встаем в шесть, — выдал он, возвращая телефон на тумбочку. — В семь старт в Стоне. Все как в жизни.
Я откинула для него одеяло, но он предпочел лечь с другого края и позаботиться о себе самостоятельно.
Я минут пять лежала на своей половине, подтянув простыню к самому носу. К своему превеликому стыду, я думала не о Таське, а о Кузьме — в том, что он испугался за жизнь сестры, нет ничего ненормального. Было бы ненормально, если бы он просто отключил телефон. Ужасно было то, что сейчас творилось в его душе в свете нашей недавней ресторанной беседы о необходимости развести Таську с Кристиной по разные стороны баррикад. Не успел… Лежит сейчас и страдает, будто возможно приделать кому-то свою голову.
Уснуть он не мог — не прошло и пяти минут, — и я повернулась к нему с твердым решением обнять со спины и поговорить, но наткнулась на открытые глаза: он лежал ко мне лицом и буравил взглядом сначала мою спину, а теперь вот лоб, и у меня сразу же зачесался прорезающийся третий глаз.
— Не спишь? — спросила я очевидное.
— Не сплю, — ответил он зачем-то.
— Ты не виноват… — начала я.
— В чем? — перебил он.
Я замялась — от его ледяного тона из головы разом вылетели все мысли.
— Ну… В том, что случилось с Таськой. Твоей отец никогда не попадал в аварию? — Кузьма ничего не ответил. — Ты такой крутой водитель, что уверен в себе в любой ситуации? Да она же могла быть в такси…
— Даша, спи! — отрезал он и шумно отвернулся.
Теперь у меня была возможность схватить его за плечи или… Обидеться. И я выбрала — обнять. Он не вырвался, но напрягся.
— Думаешь, мне не тяжело? — Кузьма снова молчал. — Знаешь, мне еще больнее. Потому что ты… — Он напрягся еще сильнее. — Ты строил на меня планы, но Таське на меня плевать… Нет, не так, — я трогала губами кожу на его плече, которая малость шелушилась. Я не видела этого, но чувствовала. — Она никогда со мной не дружила. Нас просто посадили за одну парту, и твоя мама почему-то решила, что мы можем подружиться. Но Таське не было со мной интересно. Она дружила со мной по необходимости… Кузя… — не выдержав его молчания, позвала я. — Я тебе не помощник. Может, она сама встретит человека, который увлечет ее больше, чем сейчас увлекает Кристина.
— Даша, давай спать! — Кузьма даже плечом дернул, и я убрала руки. — Завтра рано вставать.
