Карминильо бросился по направлению, указанному цыганом, но сколько ни напрягал взор, не мог открыть ни малейшего следа пребывания бежавшего араба.
— Худо дело! — вымолвил Карминильо озабоченно. — При помощи верблюда мы могли достигнуть за три дня вершины Гуругу. Теперь, дай Бог, доберемся туда на шестой или седьмой день.
— Но мы доберемся! — голосом, полным решимости, отозвалась хитана. — И, в сущности, верблюд вовсе не был нам нужен.
С нами нет никакого груза. И мне было бы стыдно ехать верхом, когда остальные идут пешком!
В путь, сеньоры! Я докажу, что женщина моего племени ни в чем не уступает вам, мужчинам!
Маленький караван тронулся в путь, направляясь от берега в глубь страны.
После двух или трех часов пути, правильнее сказать, почти беспрерывного подъема по холмам, наши странники остановились для отдыха. В мешке молчаливого Янко нашлись солдатские галеты. Карминильо метким ударом камня сбил с ветки небольшую птицу, оказавшуюся, по его словам, африканским фазаном. Злополучного лесного красавца выпотрошили, ощипали, развели костер и на его огне зажарили добычу. Мясо оказалось несколько жестким, но разыгравшийся молодой аппетит был великолепнейшей приправой, и в очень короткий промежуток времени от фазана остались лишь начисто обглоданные кости.
Покончив со своей долей, Педро стал оглядываться вокруг, словно ища чего-то.
— Чего ты? — осведомился Карминильо.
— Ищу, нет ли где поблизости кондитерской. Привык после жирного мяса непременно закусывать чем-нибудь сладким!
— Подожди. Кажется, я знаю, чем угодить тебе, сластена, — засмеялся Карминильо. — Так тебе хочется сладенького? А? А что ты думаешь насчет меда, лакомка?
— Мед? Тут можно достать мед? — встрепенулся Педро.
— Если только я не ошибаюсь, то мед лежит в двух шагах от нас.
— Где? Где? Ни одной пчелы не видно! Ты шутишь!
— Ничуть! Я вовсе не обещал угощать тебя именно пчелиным медом! Здесь мы можем удовольствоваться медом муравьиным!
На лице лакомки-юриста появилось выражение горького разочарования.
— Ну вот, я так и знал! — жалобным тоном заявил он. — Это так на тебя похоже, Карминильо! Пообещать меду, а потом предложить какую-то гадость!
— Да ты подожди отчаиваться, — остановил его товарищ, — сначала попробуй этот муравьиный мед, оцени все его достоинства, а потом уже и решай, стоит ли тебе плакать.
— Да где же ты найдешь хотя бы муравьиный мед? — заинтересовался Педро.
— Вот в этой куче.
— Кажется, это нечто в стиле построек термитов?
— Да, нечто в этом роде, — ответил Карминильо, нанося сильный удар навахой по небольшому глиняному конусу, возвышавшемуся в нескольких шагах от места привала каравана.
Острая сталь, словно разрезая глыбу масла, вошла в мягкую глину, начисто отсекая всю верхушку конуса.
— А где же мед? — разочарованно воскликнул Педро. — Кроме муравьев, больших и маленьких, да этих противных личинок, которыми хорошо кормить соловьев, тут ничего нет!
— Ошибаешься, — возразил Карминильо. — Видишь этих муравьев?
— Которые разбухли, словно от водянки? Фу, гадость!
— Это и есть «африканский мед». Смотри, как с ним надо управляться.
Карминильо вытащил из гнезда десяток огромных черных муравьев странного вида.
Да, Педро был прав: насекомые казались лишенными способности двигаться и распухшими как от водянки.
Собственно, раздутыми были только их брюшки, тогда как передняя часть тела с защищенной, словно блестящей стальной броней, грудью и крошечной головкой отличалась миниатюрными размерами. Собственно, грудь и голова казались принадлежащими какому-то другому насекомому…
Ловко оторвав голову пальцами, Карминильо взял брюшко муравья в рот.
— Что ты делаешь? — изумился Педро.
— Ем мед, — хладнокровно ответил инженер. — Попробуй, и тогда увидим, что ты скажешь.
Недоверчиво и нерешительно юрист последовал примеру инженера и взялся за ближайшего муравья. Но едва тело насекомого коснулось его уст, как крик изумления вырвался из его груди.
— Но, Мадонна, да ведь это во сто раз слаще и ароматнее гранадского меда! Что за штука?
И лакомка принялся без пощады истреблять странных медоносных африканских муравьев.
Однако Карминильо не дал ему насладиться муравьиным медом вволю.
— Довольно, довольно! — остановил он товарища. — Надо быть умеренным!
— А что? — осведомился Педро, поглядывая жадными глазами на беспомощно копошившихся муравьев-брюхачей.
— Всякий мед, друг мой, — наставительно сказал Карминильо, — обладает свойством вызывать сильную аллергическую реакцию. У многих даже от незначительной порции пчелиного меда высыпает крупная розовая сыпь по всему телу.
— А от муравьиного меда? — испуганно спросил Педро.
— А от муравьиного меда ты рискуешь опьянеть, как от целой бутылки агуардиенте
[8]
. И куда мы с тобой будем годиться в этом случае? Не забывай, что мы в стране, где друзей нет, а врагов — сколько угодно, и нам надо держаться начеку.
Со вздохом Педро покорился благоразумному совету.
Быстро все собрались и тронулись в дальнейший путь, пробираясь по кустам. Но едва сделали несколько сот шагов, как шедший впереди Янко подал сигнал остановиться.
— В чем дело? — приблизившись к нему, шепотом осведомился Карминильо.
— Арабы! Рифы! — ответил шепотом же цыган. — Целый отряд. И будь я проклят, если этот отряд не вышел разыскивать именно нас! Впереди едет на махари тот самый араб, товарища которого я ночью уложил моей навахой. Узнаешь ли ты его, Заморра?
Припав на одно колено, цыган показывал рукой в ту сторону, где далеко внизу, по склонам холмов, медленно, словно ползущая змея, двигался большой отряд конных арабов. В центре отряда виднелась фигура закутанного в бурнус человека на красавце-махари.
— Надо бежать! — прервал общее молчание Карминильо. — Они доберутся сюда через четверть часа, и если мы не успеем спрятаться, нашему путешествию придет конец.
— Я знаю эти места! — отозвался Янко. — Тут поблизости, на гребне этой скалы, есть кубба, могила одного колдуна, священное место. Там обитает женщина нашего племени, которую арабы считают колдуньей. И если мы доберемся туда раньше, чем они отыщут наши следы, то, может быть, мы будем спасены.
— Да, но как же мы можем туда забраться? Нужны крылья! — покачивая головой, возразил Педро.
Карминильо внимательно осмотрел колоссальную стену, преграждавшую странникам путь. Сначала его взор был озабочен, но потом просветлел.
