***
Саша спустился ближе к полудню. Голова ожидаемо болела, а внутренности неприятно потряхивало, но как бы плохо ни было, он никогда не похмелялся. Считал это первым шагом к болоту, из которого будет не выбраться. Сейчас его полностью устраивала такая жизнь, но где-то на подсознательном уровне он все же оставлял себе крохотную надежду на спасение.
Остановившись в дверях, с интересом наблюдал за Таней. Она суетилась около плиты и ласково сюсюкала с ребенком, лежавшим в коляске. Малышка словно понимала речь мамы, в ответ громко гулила и радостно махала руками и ногами.
Они были поглощены друг другом настолько, что не замечали ничего вокруг. Их счастье было осязаемым, казалось, протяни руку — и дотронешься. Грудь сдавил болезненный спазм, а сердце застучало быстрее. Когда-то он тоже мечтал создать семью, завести детей, но судьба распорядилась иначе — в одночасье отняла у него все и бросила на самое дно жизни.
Смотреть на свою несбывшуюся мечту было невыносимо. Почувствовав себя лишним на этом семейном празднике жизни, Саша хотел уйти, но Таня не вовремя обернулась.
Увидев его, вздрогнула и выронила из рук кастрюлю с водой.
— Один-один, — констатировал он и криво усмехнулся, напоминая вчерашнее происшествие. Не хотел специально язвить, просто сработал инстинкт самосохранения. Своей агрессией он выстраивал вокруг себя непробиваемый щит, защищавший от женских чар.
— И тебе доброго утра, — устало выдохнула Татьяна, осматривая масштабы бедствия. С самого утра она возилась здесь, пытаясь разобраться, как и что устроено, и все шло гладко, пока не появился хозяин дома. Она не могла понять, почему в его присутствии начинала робеть, как девчонка. Коленки тряслись, а сердце выпрыгивало из груди. Таня боялась его до жути. Взгляд Саши пробирал до костей, буквально прожигал насквозь, но в то же время было в нем что-то этакое. И это что-то волновало ее, заставляя замирать каждый раз, как кролик перед удавом.
— Осваиваешься? — сыронизировал он, кивая на разгром в кухне. Такого бардака не видел здесь ни разу. Мать была хорошей хозяйкой и всегда следила за чистотой, сейчас же это место больше напоминала поле боя. Вся кухонная утварь была вытащена со своих мест, всевозможные крупы и специи тоже стояли неподалеку. Саша даже не знал, что у него все это имеется, так как не пользовался абсолютно ничем. Готовить он не любил, предпочитая питаться на работе или в городе.
— Стараюсь. — Таня виновато пожала плечами, проследив за его взглядом. — Я уберу…
— Может, есть какие-то вопросы? — между делом поинтересовался он, намекая на свою помощь в поиске нужной ей вещи. Аккуратно пробрался к графину, налил воды и запил две таблетки аспирина.
— Есть, — обреченно согласилась Татьяна. Вынуждена была признать, что сама не справляется. — Что такое сотейник и где мне взять тряпку, чтобы вытереть пол?
Саша ненадолго задумался. Что такое сотейник, он и сам с трудом представлял, но, логически помыслив, извлек из духовки несколько сковородок, выбрал самую глубокую и протянул ей.
— Вот это сотейник, а тряпка в ванной на ведре висит.
— В ванной?
— Только не говори, что не знаешь, что такое ванная, — саркастично протянул он и сложил руки на груди, прожигая насмешливым взглядом.
— Я не знаю о том, что она у тебя вообще есть! — возмущенно воскликнула Таня. Он откровенно издевался над ней, и это раздражало с каждой минутой все больше.
— Сочувствую, вторая дверь налево…
— Почему ты обманул меня?
— Не хотел, чтобы тебе у меня понравилось, — честно признался Саша и презрительно ухмыльнулся. Он не желал видеть ее здесь и не собирался помогать освоиться в своем доме.
— Это жестоко, — с горьким укором проговорила она и покачала головой, поражаясь его поведению. — Я боюсь уличного туалета и не могу нормально помыться в холодной воде в бане.
— Это твои трудности, — отмахнулся Саша и отвернулся к окну, стараясь игнорировать вдруг проснувшуюся совесть. При одном взгляде на растерянную, несчастную девушку сердце предательски сжималось, а по коже пробегала нервная дрожь, но он мужественно терпел выходки организма, не позволяя эмоциям вырваться наружу.
Таня шумно выдохнула, глядя на его широкую спину, и отправилась по указанному маршруту на поиски ведра и тряпки.
Ванная, как оказалось, располагалась совсем рядом с ее комнатой, загляни она туда раньше, стольких страхов могла бы избежать.
Кое-как вымыв пол, Татьяна отнесла тряпку и вернулась обратно. Саша так и стоял около окна. Массивная фигура занимала половину пространства, но его, казалось, это мало волновало.
— Есть будешь? — осторожно поинтересовалась Таня, чтобы хоть как-то нарушить гнетущую тишину.
— А есть что? — удивился он и, развернувшись, с интересом посмотрел на нее. Никак не ожидал, что она справится с поставленной задачей.
— Есть. Паста с соусом болоньезе, — торжественно объявила Татьяна и, довольно улыбнувшись произведенному эффекту, пошла за тарелками.
— Ты сама-то пробовала? — с сомнением спросил он, поглядывая на плиту. Саша знал блюдо, о котором говорила Таня, но не помнил, чтобы у него были нужные ингредиенты, не говоря уже о пасте.
— Нет. Тебя ждала.
— М-м-м, — снисходительно протянул он и присел за стол, с интересом наблюдая за ее действиями.
Татьяна ощущала на себе его взгляд и нервничала еще больше. От волнения руки предательски дрожали, и открыть крышку удалось не с первого раза. Она заглянула в кастрюлю и замерла.
— Что-то не так?
— Даже не знаю. — Она попробовала отковырять макароны, но безуспешно — они слиплись в одну большую массу. — Так и должно быть?
— Ну как тебе сказать… — Саша подошел к ней вплотную и заглянул через плечо. — Если ты готовила шар из макарон, то да, именно так и должно быть… — Он открыл вторую кастрюлю, в которой, по всей вероятности, находился соус. — Судя по цвету твоего соуса… черный шар.
— Издеваешься? — Таня всматривалась в его лицо и пыталась понять, насколько серьезно он говорит. Сама уже догадалась, что блюдо не удалось от слова «совсем», но как спасти ситуацию, не знала.
— Нет, ну что ты, — съязвил в очередной раз Саша. — Я же свинья и вполне могу есть такие помои.
Он не смог сдержаться, желание ужалить побольнее было слишком сильным. Не понимал сам себя, рядом с ней превращался в совершенно другого человека, слишком остро реагировал на все, эмоции не поддавались контролю.
— Зачем ты так? Я же старалась… — Татьяна едва сдерживала подступившие слезы. Его слова отдавались болью в подреберье, понижая самооценку ниже плинтуса. Она и без него знала, что ничего не умеет, но была не виновата в том, что ее растили как принцессу, отгораживая от всего на свете.
— Спасибо за старания, — коротко бросил он и, стараясь не смотреть на нее, направился к выходу. Бежал, позорно и трусливо. От нее и от себя. Спасался, как мог, от нахлынувших опасных чувств, не желая признаваться себе, что она становится небезразлична ему.
