А в пятьдесят втором возник вопрос – чем вооружать корабли (упомянутые мной «проект 57»). Товарищи из оборонки предложили версию С-75 с минимальными переделками – но тут уже мне пришлось встать насмерть. С-75 была отличным оружием ПВО страны конца пятидесятых – но уже пятнадцатью годами позже она успела устареть: при американской бомбежке Ханоя в 1972 году (нашей истории) «в небо одновременно взлетали до сорока ракет», но потери ВВС США были минимальны, из-за массированного применения ими средств РЭБ. Также – жидкостный ракетный движок, даже с ампулизированной заправкой, идеален для стационарных позиций (например, шахт), но в мобильном варианте уже проявляются недостатки, ну а в морском, эти же минусы в квадрате. И боекомплект на корабле ограничен, причем пополнить его намного труднее, чем сухопутному дивизиону ПВО – так что «сорок ракет на одну цель» не лезет ни в какие ворота. Даже временной мерой – во-первых, как известно, у нас «нет ничего более постоянного, чем временное», а во-вторых, модернизация корабля (с заменой вооружения) это намного более дорогостоящее дело, чем наземной ПВО. Зато потребности флота будут все ж поменьше, чем ПВО страны и многомиллионной сухопутной армии – так что можем себе позволить и более дорогие ракеты.
Обсуждение было очень горячим. Настолько, что председательствующий на той коллегии «самый эффективный менеджер всех времен» Лаврентий Палыч Берия приказал запереть двери, и «никто отсюда не выйдет, пока к согласию не придем». В итоге приняли все же мой вариант – морской ЗРК С-75В, как шутили острословы из оборонки, с прежним имел общего одно название и некую внешнюю схожесть. Маршевый движок заменили на твердотопливный (стартовик и на С-75 таким был), капитально доработали систему управления и головку СН в плане лучшей помехоустойчивости, крылья-стабилизаторы стали раскладными, для компактного размещения в корабельном погребе. Сделали и еще одно новшество из иных времен – автоматическую электронную систему селекции и распределения целей, а попросту корабельный электронный «мозг», управляющий работой всех ракетных комплексов корабля (а по-сухопутному дивизиона ЗРК). Советская электроника в этом мире (опять же, не в последнюю очередь благодаря нам) гораздо более продвинута – не только транзисторы, уже самые примитивные микросхемы идут в серии, даже в свободной продаже с этого года есть электронные калькуляторы, для научных работников, инженеров, студентов (цена, правда, как студенческая стипендия). Ну и удалось пробить, что С-75В делается не только в корабельном, но и в береговом варианте, для обороны баз и объектов флота (а в перспективе и частей морской пехоты).
Но главное – это люди. Флоту, в отличие от сухопутных, и в мирное время гораздо чаще приходится быть «на передовой», в контакте с вероятным противником. Что сильно держит в тонусе, и вообще, очень влияет на психологию и мораль. Ну и флотские офицеры в целом образованнее армейцев. И, в отличие от РФ торжества капитализма, здесь они – элита. Только служи честно – а за Отечеством и лично товарищем Сталиным награда не пропадет. Через тридцать шесть лет, в здешнем 1991 году, сегодняшние лейтенанты могут дорасти до адмиральских погон – и хочется верить, что среди них не будет предателей. А еще больше хочу верить, что здесь не будет и «перестройки».
– Все как в старом Петербурге, – произносит Анна Андреевна, оглядывая зал, – блестящие гвардейские офицеры, нарядные дамы, музыка, шампанское. И надеюсь, что больше никаких внутренних потрясений в будущем.
– Товарищ Ахматова, – ответила ей моя Аня шутливо-официальным тоном, – вы помните тот наш разговор в Фонтанном доме, четыре… нет, уже почти пять лет назад? Много ли среди тех царских офицеров было «кухаркиных детей» – за редчайшими исключениями, вроде боцманского сына Макарова, в мирное время у них не было шансов подняться выше прапорщика по Адмиралтейству, ведь в Морской корпус, единственный в Российской империи готовивший офицеров флота, принимали исключительно дворян. Ну а сегодня – те, кто собрались в этом зале, это наша элита «по праву меча», как говорили в совсем древнюю старину. Что тогда было доступно одной лишь «голубой крови» – теперь открыто любому советскому человеку, будь у него талант и верность. «Иди к нам, ты нам подходишь» – и я надеюсь, перерождения «людей дела» в закосневшую наследственную аристократию у нас не будет.
– Так ли? – прищурилась Ахматова. – У вас, я знаю, есть дети, так неужели их шанс войти в элиту такой же, как у выросших в колхозе?
– Именно так, – искренне ответила Аня, – конечно, я позабочусь, чтобы для них были открыты все пути, соответствующие таланту и желанию. Но пройти по этим дорогам они должны сами – доказать всем, и себе прежде всего, что они достойны сами по себе, а не по фамилии. Не хочу, чтобы мои дети и внуки выросли ничтожествами – которых нужно везде за руку тянуть.
Верно – старшенький наш, Владислав, хотя одиннадцатый год ему, мечтает военным моряком стать, причем подводником. А согласно закону от сорок шестого года, в военное училище не служившую гражданскую молодежь не берут. Так что сначала или в Нахимовское, или на флот матросом – правда, на весь четырехлетний срок не обязательно, по истечении двух лет, если ты отличник боевой и политической, можешь рапорт подать, и во Фрунзе (надводники) или Ленком (подплав). Там еще четыре года, лейтенантские погоны – и служба не в штабе, а в Заполярье или на Камчатке, где у нас атомные лодки базируются. И лишь дослужившись до каплея, имеешь право на экзамен в Военно-морскую академию, там еще два года, обычно чин кап-три при выпуске, стажировка старпомом (если прежде не довелось) и наконец, командирство. Годам к сорока, если все хорошо, подрастешь до каперанга, тут уже доступна должность командира дивизиона лодок или флагманского специалиста. Еще от пяти до десяти лет службы без нареканий – и контр-адмиральские погоны. Это сроки мирного времени – если не дай бог, война, и жив останешься, и хорошо себя покажешь, будет быстрее. Как на ТОФ после войны сорок пятого года всем отличившимся не скупились на награды и звания, и командиры «белых акул» получали погоны кап-два в двадцать шесть, двадцать восемь лет. За службу в плавсоставе, не на берегу – а подводникам недаром в походе срок выслуги день за два считают. Поскольку и тяготы, и риск погибнуть у них выше в разы.
Анна Андреевна лишь пожала плечами – непонятно, одобряет или нет. Затем, обратив царственный взор на Валю Кунцевича, спросила:
– А вы, я слышала, только что от африканских берегов вернулись, с пиратами повоевать успели? Разве это тоже в компетенции Службы Партийной Безопасности (она же «инквизиция» в разговоре)? И вообще, в прошлую нашу встречу вы сожалели, что «невыездной». Так может, просветите?
Интересно, кто Ахматовой проболтался – прекрасная римлянка или даже моя благоверная? Поделившись тем, что даже англичанам известно – но, поскольку признать факт высадки советской морской пехоты и расправы с формально британскими подданными на номинально принадлежащей Англии территории, выйдет совершенно неприемлемо по политическим причинам, равно как и свою тайную поддержку пиратов, нападающих на советские суда, – то официальный Лондон предпочитает делать вид, «ничего не вижу, ничего не слышу», ну а СССР – что «наших там нет». Только не знает Анна Андреевна, что наш Валя числится не просто в СПБ, а в ее «силовой структуре» (аналог «Вымпела» иных времен), где командировки в горячие точки поощряются для повышения квалификации. Ну а Валя (сам без дамы, и еще взбодренный коньячком) с охотой перья распушил, как гусарский поручик Ржевский:
