— Ладно, — сказал он, — кое-что я вспомнил.
— Где ты? — спросил Хью.
— Я не знаю.
— Что ты видишь?
— Мамино лицо.
— Что-нибудь еще?
— Нет. Это все, что я помню.
— Вот и хорошо, — сказал Хью. — Теперь поищи что-нибудь еще раньше этого. Воспоминание. Образ или ощущение.
— Ничего нет, — сказал Сет.
— Постарайся, — настаивал Хью с видом вовсе не таким уверенным, как звук его голоса. — Неважно, насколько это странно. Все, что можешь вспомнить. Что угодно.
— Я… там ничего нет, — произнес Сет и нахмурился сильнее. — Я не могу вспомнить ничего раньше этого.
— Попытайся, — продолжал Хью, — двигайся дальше назад.
Это становилось нелепым. Я открыла рот, чтобы возразить, но Роман взял меня за руку и знаком попросил молчать. Я посмотрела на него, надеясь передать взглядом меру моего огорчения по поводу того, что они делали с Сетом. Роман только покачал головой и произнес одними губами: «Подожди».
— Я вспоминаю… вспоминаю лица, которые глядят на меня. Все такие огромные. Но они как тени. Я не могу различить, не могу разглядеть никаких деталей. — Сет помолчал. — Все. Вот и все.
— Ты все делаешь очень хорошо, — похвалил Хью. — Просто отлично. Слушай мой голос и продолжай дышать. Нам нужно продвинуться дальше. Что ты помнишь еще раньше? Раньше лиц?
— Ничего, — сказал Сет. — Там нет ничего. Только темнота.
Роман поерзал на стуле и весь напрягся. Он наклонился вперед, глаза горели от возбуждения. Хью вопросительно взглянул на него, и Роман нетерпеливо кивнул. Бес сглотнул и снова обратился к Сету.
— Мне нужно… чтобы ты заглянул за темноту. Перейди на другую сторону.
— Я не могу, — сказал Сет. — Это стена. Я не могу пройти ее.
— Ты можешь, — сказал Хью. — Слушай мой голос. Я тебе говорю: ты можешь. Продвигайся дальше в воспоминаниях, за пределы памяти об этой жизни, на другую сторону темноты. Ты можешь сделать это.
— Я… я не могу, — оборвал сам себя Сет. Мгновение, кроме белого звука с айпода Романа, в комнате ничего не было слышно. Я не ощущала даже биения собственного сердца, что странно. Внезапно лицо Сета разгладилось, он перестал хмуриться.
— Я там.
Хью как-то неловко пошевелился, на лице его появилось выражение неверия.
— Ты там? Что ты делаешь? Где ты?
— Я… — Брови Сета снова сдвинулись, но это напряжение было другого рода. Это была боль от самого воспоминания, а не от попытки вспомнить. — Я истекаю кровью. В какой-то аллее.
— Ты… ты Сет Мортенсен? — Хью перешел на шепот.
— Нет.
— Как тебя зовут?
— Люк. — Лицо снова прояснилось. — Теперь я мертв.
— Вернись на аллею, — сказал Хью, вновь обретя уверенность. — Прежде чем ты… хм, прежде чем Люк умер. Как это случилось? Почему ты истек кровью?
— Меня ударили ножом, — сказал Сет. — Я пытался защитить женщину. Женщину, которую любил. Она сказала, мы не можем быть вместе, но я знал, что она сама так не думает. Даже если бы думала, я все равно умер бы за нее. Я должен был ее защитить.
Тут я перестала дышать.
— Где ты? — Хью перефразировал вопрос. — Ты знаешь, какой сейчас год?
— 1942. Я живу в Париже.
Роман протянул руку к лежащему на стуле рядом со мной каталогу. Вынув ручку, он нацарапал что-то на обложке и протянул журнал Хью. Тот прочитал и тихонько положил каталог на пол.
— Расскажи мне о женщине, — сказал он Сету. — Как ее имя?
— Ее имя Сюзетт.
Кто-то издал изумленный вздох. Это я. Потом я встала, а Роман силой усадил меня на место. С губ готовы были сорваться миллионы слов протеста, однако у Романа хватило наглости, чтобы зажать мне рот ладонью. Он строго покачал головой и прошипел мне в ухо: «Слушай».
Слушай? Слушай? Он сам не понимал, о чем просит. И не представлял себе, что он слышит. Я и сама-то не вполне представляла. Но я точно знала, что этого не должно происходить. Как в ту ночь, когда я оказалась в постели с Яном. У меня возникло сюрреалистическое ощущение: это может оказаться реальным только в том случае, если я случайно вторглась в чью-то чужую жизнь.
— Расскажи мне о Сюзетт, — попросил Хью.
— У нее светлые волосы и голубые глаза, — бесстрастно произнес Сет. — Она двигается подобно музыке, но никакая музыка, которую я исполняю, не может сравниться с нею. Она так прекрасна… но так жестока. Нет, я не думаю, что она нарочно. Я думаю, она уверена, что помогает.
— Углубляйся дальше в прошлое, — скомандовал Хью. — Двигайся к детству, Сет, то есть Люк. Ты там?
— Да, — ответил Сет.
— Что ты видишь?
— Похороны матери, хотя я этого не понимаю. Она болела.
— Ладно. Мне нужно, чтобы ты снова двигался в прошлое, дальше и дальше, пока снова не натолкнешься на темноту. Ты можешь сделать это? Можешь снова найти ее?
Мы все снова затаили дыхание в ожидании ответа.
— Да, — произнес Сет.
Хью выдохнул.
— Перебирайся на другую сторону темноты, переходи через жизнь Люка. Ты можешь это сделать. У тебя уже получалось.
— Да. Я там.
— Как тебя зовут теперь?
— Этьен. Я живу в Париже… но это другой Париж, более раннего времени. Тут нет немцев.
— Чем ты занимаешься?
— Я художник, пишу картины.
— В твоей жизни есть женщина? Подружка? Жена?
— Женщина есть, но она не жена и не подружка. Я плачу деньги, чтобы быть с ней. Она танцовщица по имени Жозефина.
Меня стало подташнивать. Мир закружился перед глазами, и я опустила голову в ожидании, пока все встанет на свои места. Мне не нужно было слышать, как Сет опишет Жозефину. Я сама могла бы сделать это до последнего завитка волос.
— Ты любишь ее? — спросил Сета Хью.
— Да. Но она не любит меня.
— Что с ней случилось?
— Не знаю. Я предлагал ей выйти за меня замуж, но она отказалась. Сказала, что не может, и посоветовала найти кого-нибудь другого, но никого другого не было. Как такое возможно?
Хью не знал ответа, но он поймал ритм и продолжал задавать вопросы в прежнем порядке, толкая Сета все дальше в глубь невозможных воспоминаний; заставлял протискиваться сквозь тёмную стену, спрашивал об имени и местонахождении, есть ли женщина, которая разбила его сердце.
— Мое имя Роберт. Я живу в Филадельфии, первый член семьи, родившийся в Новом Свете. Мы владеем газетой, и я люблю женщину, которая с нами работает. Ее зовут Абигейл, и я думаю, она меня тоже любит… но однажды ночью она исчезла, не сказав ни слова.
