– Царевич Кир, – сказал, отсмеявшись, Клеарх, – ты собрал под свое начало хороших людей. Дай мне год, и я сделаю из них войско, способное потрясти мир. Спартанцев из твоих персов я сделать не обещаю, но коринфяне или афиняне из них получатся вполне. А то и беотийцы. Для тебя этого будет достаточно.
Проксен шутливо замахнулся на него локтем, а Клеарх сделал вид, что уворачивается. Дождь хлестал с нарастающей силой, но настроение у всех троих, как ни странно, улучшилось. Потому они благодушно повернулись к юному гонцу, который сейчас, оскальзываясь, торопливо взбирался по раскисшему косогору. Мальчик был персом – подбежав, он раскинул тростниковый коврик и пал на него, протягивая кожаный футляр для свитков. Кир с хмурым видом сломал печать и растянул кусок пергамента, по которому забарабанил дождь, норовя размыть написанное.
Кир пождал губы.
– Не думаю, Клеарх, что у нас есть нужный тебе год, – сказал он тяжелым тоном. – Мой брат послал нашего старого друга осмотреть войска на западе. Тиссаферн прибыл в Сарды и требует, чтобы я незамедлительно явился к нему.
Кир свернул свиток, который намок настолько, что не лез обратно в футляр. Смяв футляр о колено, он откинул его в сторону и свистнул своего коня, на которого вскочил прямо с земли. Сверху он посмотрел на двоих эллинов, которые приложили правую руку к левому плечу и склонили головы.
– Архонт Клеарх, архонт Проксен. Был бы вам признателен за помощь советом в Сардах. Интересно, какое вы составите мнение об этом царевом посланце. Вам готовить коней?
Мешая спартанцу сказать что-нибудь против, первым откликнулся Проксен:
– Конечно, великий, если таков твой приказ. Мы же присягали тебе на верность.
Клеарх сердито покосился на беотийца, избегая говорить, что ему больше по душе пешая ходьба. Кир действовал почти без колебаний, мысленно уже находясь на встрече с человеком, которого охотнее бы видел с отрубленной головой, чем царским поверенным.
– Так будет быстрее, Клеарх.
– Если хочешь, садись ко мне на лошадь и цепляйся за меня, – предложил Проксен.
– Еще чего, – буркнул в ответ спартанец и снова приложил руку к плечу. – Уж как распорядится великий.
* * *
Во дворце Сард Тиссаферн пребывал уже неделю, когда туда всего с сорока воинами прибыл Кир. Что до царского посланника, то его сопровождала охрана из шестисот Бессмертных. Надо сказать, что и это было со стороны Тиссаферна определенной храбростью после того, что произошло тогда между ними на царской террасе. Въехав на пространство внутреннего двора, царевич спешился перед молчаливо застывшими черными рядами Бессмертных. Интересно, был ли кто-то из них в Персеполе, когда его жизнь висела на волоске.
Спрыгивая с коней, сопровождающие Кира всадники подняли облако пыли, подернувшее воинство Тиссаферна рыжеватой дымкой. Коней под уздцы увели мальчики-рабы. Сердце у Кира безудержно стучало. Нельзя исключать того, что брат приказал его убить. Была даже мысль вернуться сюда с войском в несколько тысяч, но это уж наверняка привело бы державу в состояние войны. Надо действовать так, словно он забыл и простил все, что между ними было, и больше не считает Артаксеркса и Тиссаферна своими врагами. Даже если ценой тому жизнь, надо придерживаться именно такого поведения.
Соответственно, он бодро пошагал вперед и сделал вид, что не замечает возросшей напряженности в рядах Бессмертных. Кир с улыбкой протянул руки и заключил старого прихвостня в объятия, еще и трижды облобызав сообразно обычаю. Невольно вспоминалась старая греческая басня о человеке, подобравшем в снегу гадюку. Сжалившись над околевающей тварью, он сунул ее за пазуху, чтобы та отогрелась у груди. А она, воспрянув, всадила в него зубья и убила смертельным ядом. Так и Кир вынашивал под сердцем змею в облике Тиссаферна, который прикидывался другом. Ну да ладно, повтора этой ошибки не будет.
Вместе с Проксеном и Клеархом царевича сопровождал и стимфалец Софенет. Он тоже вышагнул поприветствовать персидского вельможу, который брезгливо сморщил нос на запах человеческого и конского пота, жаркой волной точащегося от собравшихся для приветствия людей. Личный телохранитель Тиссаферна потянулся остановить чересчур близко подошедшего грека, на что Софенет так крутнул ему пальцы, что тот от неожиданности вякнул. Тиссаферн обратил на него взгляд, полный яда:
– Ступай-ка лучше на кухни и проверь, готова ли трапеза.
Телохранитель гневливо вспыхнул, полоснув злым взглядом стимфальца. Софенет как будто и не обратил внимания на происшедшее, зато Кир млел от того, что подпортил представление, которое Тиссаферн намеревался устроить. Мало того что он был вынужден миловаться с недругом; так еще и выходило, будто бы он, особа царской крови, во дворце гость, а Тиссаферн в нем полноправный хозяин, что было откровенным унижением. Царевич с показной улыбкой возложил ему руки на плечи и повернул к себе. Зная неприязнь вельможи к телесной близости, он тем не менее крепко обхватил его на входе:
– Я так рад видеть в этой дали знакомое лицо, мой старый лев! Ведь я по тебе скучал. Думал, ты все еще на меня сердишься за… – он пренебрежительно махнул рукой, – за все, что там было в Персеполе. Может, это все мое воображение, но я решил лучше остаться подальше, лет на несколько, прежде чем мой брат освоится на царском троне как истинно богоподобный властелин…
– Понятно, – ответил Тиссаферн, бросая подозрительный взгляд на троих эллинских военачальников, шествующих позади. Он точно не знал, говорят ли они на языке персидской державы. – Повелитель, а ты тут, я вижу, по-прежнему привечаешь греков?
К удивлению, Кир погрозил ему пальцем, как какому-нибудь мелкому шалунишке.
– Да будет тебе известно, старый лев, из-за тебя я влез в долги перед спартанцами. За потерянную охрану одними извинениями перед ними было не отделаться. А выплаты их семьям! Твое лукавство обошлось мне в такую сумму золотом, что можно было оснастить целое войско. И что я мог сделать? При этом я неизменно хранил верность, ты же сам это утверждал. Всю свою жизнь я служил трону и моему отцу, а теперь вот желаю состоять в услужении у моего дорогого брата. Ты ж меня знаешь, мой старый лев. Все наши неприятные моменты оставлены мною позади. Чего же еще нужно?
Поток велеречивых слов да еще эти ободряющие пожатия стародавнего ученика Тиссаферна убаюкивали. Однако с углублением в переходы дворца, отсекающие зной снаружи, он так и не хотел расставаться с ролью хозяина.
Помимо охранников Тиссаферн привел с собой еще и целую орду слуг, среди которых повара, отравители, постельничие, убийцы и вообще все, кто может так или иначе понадобиться. Всех сподвижников Кира взяли под опеку банщики и массажисты, после чего их ждала приготовленная Тиссаферном трапеза. На лице царевича не читалось ни намека на какое-либо недовольство.
– Ужин будет подан на закате, повелитель, – объявил Тиссаферн. – Мой повар колдует над блюдами уже несколько дней.
С некоторой обескураженностью он склонялся к выводу, что докладывать Артаксерксу об измене не придется. Хотя всю эту неделю в городе Тиссаферн не бездействовал. Три его лучших лазутчика отправились добывать любые относящиеся к делу сведения. В каждом городе существовала сеть, снабжающая царевых людей донесениями. Так что через определенное время у Тиссаферна должна была сложиться совокупная картина всего полугодичного пребывания царевича в Сардах: все его разговоры, каждый его шаг и всякое решение. Лазутчики собирали все крупицы по мере поступления, а общие выводы Тиссаферн должен был сделать, сложив все воедино. Помимо этого, с Киром он собирался ежедневно трапезничать, а попутно за ним наблюдать. Зная его с младых ногтей, все его утайки и обманы Тиссаферн рассчитывал распознавать мгновенно. От осознания такого высокого доверия старый наставник расправил плечи и горделиво выпятил грудь. Его оценка была, по сути, выбором между жизнью и смертью, а от его слова зависело движение несметных ратей.
