– С вашего позволения, – встрял вдруг Клеарх, удивив их обоих. – Прошу не серчать, но царевич Кир в своих наблюдениях не вполне точен. Мои спартанцы вмешаются только в том случае, если я отдам приказ.
На придворном персидском он говорил четко и ясно, с легким сузским выговором. Тиссаферн раздраженно воззрился, но спартанец оставил это без внимания, обращаясь к Киру:
– Великий, если мои люди чем-то прогневали посланца твоего брата, то порку я, конечно же, перенесу. Эка невидаль. Не поднимут мои люди и оружия. Дисциплину мы понимаем наряду со справедливостью. Думаю, это будет для них отличным уроком.
Клеарх смолк в ожидании ответа, пристально глядя на Кира, который сейчас все взвешивал. Под немигающим взглядом Тиссаферна взаимные намерения обоим приходилось угадывать, одновременно утаивая их от злокозненного наблюдателя.
После долгой паузы царевич кивнул:
– Что ж. Тиссаферн тут действительно нашел в поведении твоих воинов что-то предосудительное. Если ты снимешь плащ и нагрудник, то тогда эта показная кара состоится.
Под устало-протяжный вздох Кира спартанец опустился на одно колено и склонил голову, после чего начал разоблачаться. Обычно касанию колен о грязь он предпочитал поклон, значит… выбор сделан правильный? Кир старался не выдать своего облегчения. Между тем всего несколько дней назад Клеарх сказал, что он не может приказать его высечь, и вот те раз. Когда на Клеархе остались только кожаная юбка и сандалии, он, как ни странно, стал казаться крупнее, словно высеченный из глыб темно-янтарной древесины. Рельефные твердые мышцы, упрятанные под металл нагрудника, более впечатляли открытые глазу.
На поле спартанские шлемы по-прежнему скрывали лица воинов, недвижно взирающих на все с холодной отстраненностью. Там все видели, что Клеарх обнажился до пояса. Даже не глядя в их сторону, он подошел к зрительским скамьям и оперся там о белый крашеный столб, одну руку положив поверх другой. На глыбы спартанских мышц Тиссаферн поглядел блекло и снова услал одного из своих за розгами. Представление он решил досмотреть до конца. Кульминация, которую он хотел спроворить, вышла несколько боком, но оставалась хоть какая-то надежда, что этот грек закричит. Мысль о том, что спартанец под розгами завопит или расплачется, была некоторым воздаянием за зряшный, по сути, день.
Пока воин готовил розги, спартанцы встали навытяжку. Клеарх возвел глаза к небу и пробормотал что-то, невнятное из-за расстояния. Слышно было, как, рассекая воздух, загудели прутья со свинцовыми наконечниками.
Хлестко щелкнул первый удар, красными рубцами ложась на старые шрамы; брызги крови попали на секущего, и тот невольно отпрянул.
– Один, – ехидно кривя рот, произнес Тиссаферн, у которого от долгого стояния затекла спина. При втором ударе он пошептал слуге, и тот принес стул, на который Тиссаферн с томительным вздохом опустился.
– Два-а, – протянул он со злорадной дрожью. – Или это было три? Может, начнем отчет сначала?
– Было два, – сказал Кир. – Я буду вести счет до сорока. Пожалуйста, усладись еще одним ледяным соком.
Слова прозвучали как оскорбление, так что Тиссаферн вспыхнул. Кир недоумевал, как он раньше не замечал в этом человеке злобы. Была ли она в нем всегда или каким-то образом появилась с переменой хозяина розового трона? В этом человеке Кир на протяжении десятилетий видел друга, но, вероятно, тогда он был царевичем, а Тиссаферн небогатым воинским начальником и учителем. Когда один возрос, а другой понизился, это выявило в пожилом человеке горечь или слабость, которая, возможно, присутствовала в нем всегда.
Клеарх мужественно терпел удар за ударом. В плети была примерно дюжина жгутов. Каждый удар разрывал кожу крест-накрест, обнажая внизу более светлую плоть. Руки спартанец держал на столбе, и был момент, когда Клеарх заметил, что впивается в дерево чересчур сильно. Выдохнув, он приослабил хватку, слегка согнув ноги.
Ритм ударов отслеживать было непросто. Если удар делался в момент вдоха, то воздух выбивало из легких. Было видно, как Клеарх пытается улучать моменты на то, чтобы вдохнуть, но секущий был неопытен, и ритм получался неровным. Несколько раз он приостанавливался, чтобы разодрать жгуты, слипшиеся меж собой от крови.
К тридцатому удару тело спартанца уже лоснилось от пота, а сам он был весь в темно-алых крапинах. Капли крови долетали и до зачарованно застывших зрителей. Какая-то молодая женщина в восхищенном ужасе рассматривала рубиновую капельку у себя на пальце.
Еще дважды Клеарх делал попытку отвести от столба руки, и всякий раз это ему давалось все труднее. Криков боли он не издавал, лишь иногда надсадно кряхтя в тот момент, когда плеть некстати вышибала из груди воздух. На сороковом ударе толпа благоговейно замерла. В этот день персидские зеваки постигли, что представляет собой Спарта, а по хмурости Тиссаферна можно было судить, что он крайне раздосадован.
К царевичу Клеарх поворотился со скупой улыбкой на лице.
– Надеюсь, великий, моя кровь искупает бесчестье. Спасибо за твою веру в меня и моих людей. Ты оказываешь нам честь.
– Забудем об этом, – сказал Кир, хотя обоим было понятно, что это не забудется. – Возвращайся к своим воинам. И скажи им, что твоя храбрость меня впечатлила.
Спартанский архонт скованно опустился на одно колено, после чего принял плащ, шлем и леопардовую шкуру от персидского начальника, стоящего с круглыми от изумления глазами. После этого Клеарх возвратился к своим, и они без слов ушли с поля.
Тиссаферн проводил их кислым взглядом.
– Меня занимает мысль, а взаправду ли они стоят того ручья золота, который ты на них расходуешь? – спросил он.
– Пожалуй, что да, – ответил Кир, покачав головой в изумлении от таких слов.
– Гм. Что-то я утомился после такого долгого стояния на солнце. В этом городе у меня еще остались нерешенные вопросы торговли, а затем еще вручение даров твоему брату в знак верности и служебного рвения. Но все это я проделаю завтра, перед тем как отправляться в обратный путь.
– Ты у нас как старый семейный пес, – усмехнулся Кир. – Беззубый, слепой, со скрипом в суставах, а все еще живой.
Дряблые щеки Тиссаферна тронула розовая краска:
– Беззубым я бы себя не назвал, повелитель. Ох, не назвал бы.
С безупречной учтивостью он растянулся на земле ниц и лежал, пока Кир не приказал ему подняться. Расставались они без сожаления, а вслед за ними, судача на все лады, разошлась и толпа.
11
Когда солнце взошло в голубой пустоте неба, Тиссаферн со своей свитой отправился в центр города. Вельможу сопровождало столько рогов, барабанов и реющих вымпелов, что поездка больше напоминала царский выход. Целые кварталы Сард замерли, дабы посмотреть на восточного вельможу, соизволившего выехать в народ.
Всю эту суету Кир наблюдал с высоты дворцового балкона. Даже на изрядном расстоянии Тиссаферн был различим – надменно сидящий на сером скакуне, а по бокам от него рабы мечут в толпу серебряные монеты. Следом за конем, посверкивая оружием, шагали Бессмертные в грозных черных доспехах.
