Внутри неприятно похолодело, когда Шастр в явном замешательстве начал колечками накручивать на пальцы бороду. Не успей Кир ухватить его за руку, он бы снова пал на пол.
– Повелитель! Прости меня, недостойного! Но такая сумма! У меня есть тридцать тысяч в личном подвале. Если б ты дал мне хотя бы два дня, я бы доставил тебе остальное в Сарды или б даже препроводил в твое войско, пока оно идет на восток. Повелитель, мне нет прощения. Если бы меня уведомили раньше, я бы уже все тебе подготовил.
Кир как мог скрывал свою досаду.
– Ничего, – ласково тронул он старика за плечо. – Пусть хотя бы тридцать. Вели принести сюда воск и стилос. Я оставлю помету в твоих учетных записях.
– Да, повелитель, слушаю и повинуюсь. Мне так неловко…
– Задерживаться я здесь не могу, – с вежливым нетерпением напомнил Кир.
Купец как на пожар заспешил со двора, совершенно не догадываясь, что только что уберег себя от разорения.
Под тридцать тысяч монет понадобилось две повозки, которые вышли из города с восходом луны, окруженные конными спартанцами. Еще четыре за ненадобностью были брошены у дороги. Маленькому отряду невольно передавалось настроение его начальника, который кипел досадой на себя – то ли из-за вынужденной лжи и влезания в неподъемный долг, то ли из-за того, что взять получилось лишь третью часть нужной суммы.
Наутро с восходом солнца на дороге показался всадник, едущий со стороны Сард. Эта часть империи была мирной, однако при виде столь хорошо вооруженного отряда гонец насторожился. Он увидел его еще издали и объехал на изрядном расстоянии. В свою очередь, Клеарх со своими спартанцами с подозрением оглядел на нем кожаную сумку: что за вести могут в ней быть?
– Хочешь, мы его возьмем? – спросил Клеарх царевича.
– Незачем. Пускай едет, – бросил через плечо Кир. – Что бы он ни вез, уже не имеет значения. Мой путь определен.
* * *
По прошествии дней возле Сард начали собираться войска, как персидские, так и греческие. Равнины вокруг города изрезали канавы отхожих мест; тысячами прирастали походные палатки, шатры и костровища. Поля, где зеленели ячмень и пшеница, были вытоптаны с полной потерей будущего урожая. К побережью причаливали массивные гребные суда с эллинскими гоплитами, а со стороны пустыни прибывали полки персидской пехоты, командиры которой с благоговением и радостью приветствовали Кира. Впрочем, их восторг от вида первого полководца империи держался лишь до той поры, пока они не вливались в общий состав растущего войска. Внутренний круг своих приближенных Кир, как мог, сужал, но, как предостерегал Клеарх, истинной цели такой силищи скрывать было невозможно. Любой, у кого есть глаза, понимал, что нет на свете горных племен, на усмирение которых требуется такая армия. На покорение целых народов требовалось силы меньше, чем та, что скапливалась нынче вокруг Сард.
Ночами Кир спал всего по нескольку часов, падая на свой походный топчан в полном изнеможении, но уже снова просыпаясь, когда к его плечу притрагивался Парвиз. Вечерами он устраивал встречи с десятками персидских воинских начальников, пробуя их на преданность и на прочность. На таких сходах неизменно присутствовали Клеарх, Проксен и Софенет, следившие за своими персидскими соратниками пытливыми, колючими взглядами. Были вопросы, которых нельзя избежать, и, отвечая на них из раза в раз, Кир становился все более вспыльчивым. Нет, нападения на свободные греческие города не будет. Нет, враг не будет назван вплоть до той минуты, когда пора будет это сделать. Клеарх залечил свои раны греческими снадобьями и гусиным жиром, а нагноение на плече влажным хлебом, который вывел яд. Свои раны он предлагал показать кое-кому из персов, но те уклонялись, чувствуя себя неуютно от мрачноватой истовости этого странного греческого военачальника. Именно Клеарх отсиживал каждый такой вечер до последнего, когда все остальные уже откланивались. Если находились такие, кто не расходился прежде хозяев, Кир заново собирал узкий круг своих доверенных лиц в одной из комнат опустевшего дворца, слуги которого, умаявшись, спали вповалку.
– С нами или нет? – задавал он один и тот же вопрос.
Эллинам если и льстило, что к их мнениям относятся всерьез, то они этого не показывали, а перед ответом мрачно переглядывались между собой.
– Тот молчун за сегодня ни разу не поглядел тебе в глаза, – высказал свое наблюдение Клеарх. – Да и мне, когда я пробовал втянуть его в разговор. Он не из тех, кого ты назначал?
– Суждение твое верно, – кивнул Кир. – На службе он состоит уже давно, а в начальники его произвел еще мой отец. Увы, он толков и боевит, и я в нем нуждаюсь. А ты что думаешь, Проксен?
– Мне он не понравился, а я своему чутью верю. Поэтому доверие к нему у меня не длиннее моего плевка. – Ширококостный грек пошевелил плечами, словно жерновами мельницы. – Не то что тот живчик-балагур прошлым вечером, не помню, как его звать. Ты герой для многих своих людей, великий, но не для всех. Так что этому сегодняшнему полемарху – как там его, Аррас или Араз? – я б доверять не стал. Лучше его отстранить или услать с каким-нибудь заданием. Не думаю, что он будет тебе предан.
– Я не могу отсылать каждого, кто выглядит замкнутым или не выказывает должного почтения, – натянуто сказал Кир. – Чтобы победить, мне нужно знать, что я могу положиться на них, на их умение и опытность. – Он раздраженно повел плечами, как обычно при подступающем гневе. – Не победить мне и без доверия тех военачальников, что готовы идти на бой лишь потому, что я глаголю от имени царя. Скажите мне: как я вообще смогу повести их в битву против моего брата? Возможно ли такое?
Он оглядел людей, собранных его именем. Правда состояла в том, что эллинам, получающим месячное жалование, он доверял куда больше, чем своим персам, несущим службу по присяге. Эллины жаждали победы, и это было самым существенным. Более того, они, похоже, испытывали личную неприязнь к Тиссаферну и всему, что он собою представлял. После того как по приказу этого перса был высечен один из их числа – неважно, как стойко вынес то унижение Клеарх, – в свой ратный труд они стали вносить какой-то несвойственный ремесленникам энтузиазм.
Прочистил горло стимфалец Софенет. На этой зрелой стадии Кир примирился с мыслью, что эллинам его замысел придется все-таки приоткрыть. Пускай он скрепя сердце водил за нос своих соплеменников, но хотя бы со своими наиболее доверенными наемниками можно было обойтись без недомолвок и утаиваний. Он поглядел на Софенета, вспоминая, как они вместе прогуливались в садах Сард, обсуждая якобы страшную угрозу, которую являют собой писидийцы. Тот ни на секунду этому не поверил, что так или иначе указывало на здравость его рассудка.
– Великий, я тут с некоторых пор размышляю над этой дилеммой. И думается мне, что ты все-таки не имеешь права сидеть на троне вместо своего брата.
– Осторожней, Софенет, – буркнул Клеарх, не поднимая глаз.
– Я имел в виду, что твои персидские полки не захотят пойти против истинного царя и не пошли бы на это ни за кого иного на свете, кроме тебя. Ты же, в конце концов, наследник трона. Если мы вызовем царя Артаксеркса на битву и он падет – споткнется ль под ним конь, а он сломает себе шею, – прав ли я в суждении, что с момента его смерти царем становишься ты?
