– Есть люди мелочные и мелкие даже в своих победах. Я вижу, ты привел на его землю недюжинное войско – такое, с которым ему вряд ли по силам совладать. Это что, покорение? Ты думаешь его умертвить?
Кир долгим, задумчивым взором оглядел архонта, потирая кулак о ладонь с мозолями от поводьев.
– Если бы он на скаку упал с коня и разбился, я б истолковал это как знак, – медленно произнес он. – Но она любит его и родила ему двоих детей. Я знаю, что она любит меня, но избрала все-таки его. Так что обратный путь нам уже заказан навсегда.
– Женщины, – вздохнул Клеарх, поднимая чашу. – Источник чудес и наших чудачеств.
Содвинув чаши, оба выпили до дна. По жилам теплой волной уже расходился хмель.
– Я люблю ее, – потупив голову, повторил Кир. – И любил всегда. Мы сейчас возле самой границы с Киликией. Я послал гонцов сообщить, что я здесь, и она отозвалась. Не знаю, поможет ли она мне, архонт, но больше помочь мне некому.
– Она придет к тебе? Или мне готовить лошадей?
– Придет. Во всяком случае, так передал мой посыльный. Завтра, среди дня.
– А о своем муже она упомянула, хотя бы мимолетно? – поинтересовался спартанец.
Кир покачал головой, на что Клеарх поднял брови:
– Вот как? Звучит обещающе.
– Да как сказать. Она любила нас обоих, но выбрала его, – с тихим отчаянием промолвил Кир, делая очередной глоток.
От вина его зубы имели красноватый оттенок, а глаза подернулись дымкой.
Внезапно Клеарх, вырывая царевича из размышлений, хватил ладонью по столу:
– Так давай же, великий, покажем ей, чего она лишилась! Завтра я задам воинам прекрасный смотр. Пусть она увидит своего возлюбленного царевича во всем его боевом великолепии, как истинного полководца и вождя! Ее муж, наверное, деспот? Жестокий, старый, безобразный коротышка?
– Да нет, – пожатием плеч ответил Кир. – Просто мужчина, как и все. Каких-либо особых достоинств я в нем не вижу. Но как я уже сказал, она…
– Да, выбрала его, – закончил за Кира архонт. – Оставь это мне, великий. И не пей больше, а то завтра от тебя будет мало толку. С твоего позволения я пойду обратно к людям.
Кир, отпуская его вялым взмахом, поднял для очередного наполнения чашу; глаза его при этом были закрыты. Клеарх усмехнулся: неужели и он вот теряет голову от выпитого? Похоже, что все-таки нет. Уходя в быстро густеющих сумерках, архонт с шага перешел на трусцу: еще многое предстояло сделать.
* * *
Проснувшись на рассвете, Кир первым делом проблевался. На земле имения был пруд, и он в нем выкупался, после чего позавтракал яйцами и сыром для успокоения желудка. К той поре как он оделся и с помощью слуг и подставки взгромоздился на коня, утро было уже в разгаре и солнце купалось в синей чаше небес. Вместе с тем нарастал и зной, а с ним тяжкое тупое биение в голове. Отчего-то становилось легче, если держать закрытым левый глаз; в таком виде Кир и приблизился к лагерю, где его остановили дозорные. Все они уже знали своего полководца в лицо, но соблюдали ритуал и почтительно расступились. Краем уха Кир услышал, как кто-то отпустил скабрезную шутку насчет похмелья, но не имел ни силы, ни воли придать ей значение.
Постепенно начали проступать признаки царящей вокруг сутолоки, и Кира начало пробирать сомнение, смыкал ли нынче глаза спартанский командир. Каждый полк был занят надраиванием своего снаряжения, которое на свету сверкало и блестело, можно сказать, до неестественности. В голове плыло от смятения. Он что, приказывал устроить какой-то показательный смотр? Припомнить этого что-то не удавалось. Некоторые моменты давешнего вечера как-то размылись или выстреливали разрозненными отбликами, от которых делалось настолько неловко, что кривился рот. Он, кажется… рассказывал спартанцу о своей любви? О боги! Кир невольно закрыл лицо рукой.
– Великий, – окликнул его кто-то.
Поведя глазами, царевич увидел молодого афинянина, что заведовал лошадьми. Под туманным взглядом Кира Ксенофонт, досадно бодрый и здоровый, обратился к нему:
– Великий, если ты ненадолго сойдешь с коня, я его расчешу, заплету ему гриву и хвост, чтобы он достойно предстал на смотре.
– На смотре? – медленно переспросил Кир. Память по крупицам восстанавливалась, и по спине скользнула струйка холодного пота. Он поглядел на солнце и, увидев, как много прошло времени, сухо переглотнул. Утро прошло в такой разбитости, что он только и делал, что потел и постанывал. Потрогав подбородок, он тихо выругался, ощущая под рукой покалывание щетины.
– Ксенофонт, мне нужен мой слуга Парвиз.
Кир спешился и, оказавшись на непослушных, словно чужих, ногах, невзначай уткнулся в афинянина.
– Мне нужно побриться и переодеться в свежее. Зови Парвиза, со всех ног.
Ксенофонт припустил трусцой, ведя за собой в поводу боевого коня. Кир прищурился на солнце. Чтобы снова хоть раз так напиться? Нет и еще раз нет. Слишком дорого это обходится.
– Вот ты где, повелитель! – послышался голос Парвиза.
Человек, когда-то стерегший пустынную крепостишку, вошел в свой новый образ с гордостью и живостью.
С собой Парвиз нес складной ременчатый стул, на который Кир благодарно водрузился. Его обступили слуги с чашами, лоскутом ткани и ароматным маслом. Парвиз деловито вострил лезвие о кусок кожи, затем о шершавую ткань и, наконец, о сам воздух, крутя блесткий металл на ветерке. Брить царевича он не дозволял никому, и между ними двоими это стало чем-то вроде ритуала. Кир прикрыл глаза.
– А ну тень сюда, живо! – зычно командовал над ухом Парвиз. – Балдахин сыну царя! И свежую одежду. Да потише – здесь вам не базар! Ширмы поставьте сюда, вот так.
Облегчением было чувствовать, что Парвиз рядом и у него все спорится. Кир открыл глаза, ощутив, как ему в руку что-то вдавливается. Оказалось, что чашка с молоком. Кир блаженно улыбнулся:
– Благодарю, Парвиз. Хотелось бы этого побольше. Давай уж сюда всю корову целиком.
* * *
Когда солнце начало свой неторопливый путь по послеполуденному небу, полки уже были построены квадратами, а ряды в них безукоризненно выверены. Каждый воин стоял, слегка расставив ноги, в ожидании появления царицы. Со стороны общего становища прибыли люди с носилками. Среди стоящих под безжалостным солнцем, как правило, случались внезапные обмороки. Без этого редко когда обходилось, а поскольку люди валились, как деревья, не выставляя рук, ранения подчас получались весьма серьезные. Остальной лагерь был смещен назад на парасанг, чтобы вид царским очам не портили блудницы и мелкие попрошайки.
Кир не находил себе места. В ожидании появления Эпиаксы он водил коня возле передних рядов. Этой женщины он не видел уже шесть лет. За это время он стал мужчиной, а тогда был, по сути, еще мальчишкой, уверенным, что она выберет его, и чересчур большого мнения о себе. Желудок у него успел успокоиться, а головная боль, хвала богам, почти уже прошла.
