– Каковы будут указания, архонт? – окликнул Проксен, находившийся справа.
Клеарх в ответ хотел рявкнуть, как если б они все еще находились в пылу сражения. Тем временем по бокам и впереди, едва завидев знамена и красные спартанские плащи, от них отдалялись темные квадраты персидских полков. Пыль местами висела завесой, и Клеарха простегнул зигзаг чуть ли не паники. Для воина, дерущегося за свою жизнь, терять ощущение поля боя не в диковинку; этому подвержены даже военачальники, стремящиеся во что бы то ни стало удержать строй своего войска. Но когда вокруг полчища самого грозного в мире врага, это ошибка, чреватая погибелью.
Клеарх заметил, как поверх своего фланга на что-то указывает Менон. Поджав челюсть, он с прищуром вгляделся, но в гуще пыли ничего не сумел разглядеть. Ощущение было такое, будто вокруг них вихрится сам хаос. Сердито крякнув, Клеарх понял: нужно остановиться и еще на раз взвесить положение.
– Арей да защитит нас, – прорычал он, вслед за чем повысил голос до трубного рева, которого от него и ожидали воины:
– Эллины! По счету «три» остановиться! Один, два, стой!
Спартанцы дружно, на месте топнули левой ногой и приставили к ней правую. Все ряды замерли навытяжку, а вокруг них кружились мелкие песчаные смерчи. Ветер теперь задувал с севера, припудривая лица едкой бледной пылью, от которой приходилось моргать. Песок поскрипывал на зубах, и воины тихо поругивались. Сама земля, казалось, ополчалась сейчас против них.
Клеарх напрягся, заслышав глухой стук копыт; появившиеся из завесы всадники были ему знакомы, во всяком случае, он не раз их видел. Хотя имен не припоминал. Оба участвовали в сражении: это было видно по следам крови – судя по всему, чужой. Благородный, который постарше, вид имел мрачный; зато молодой, сияя глазами, улыбался всеми зубами наружу, радостно-шалый от того, что он сегодня видел и творил. Такая повадка была Клеарху знакома; он и сам не прочь был улыбнуться юноше, обнаружившему, что война вызывает у него восторг.
– Не буду висеть у вас над душой, как будто выпрашиваю милостыню, – обратился он к этим двум конникам. – Спешивайтесь. Поведайте мне, что там происходит. Прошу извинить, что не припоминаю ваших имен.
– Я Ксенофонт из Афин, – сказал первый из них, спрыгивая и беря коня под уздцы. – А мой улыбчивый спутник – Геспий.
– Ну, как там битва? Царевич? А то во всей этой пылище гонцы меня совсем потеряли: не являлись уже целую вечность.
Клеарх поглядел на солнце, которое, побагровев, словно от выпитой крови, сползало к горизонту. В метаниях и битве минул весь день; брала свое усталость. Лишь ожидание в любую минуту нового броска держало их на ногах.
– Царевич Кир пал, – сообщил Ксенофонт, отводя глаза, чтобы не видеть на лице архонта отчаяния от надежд, что пошли прахом. – Брат завладел его головой и выставляет ее напоказ. Это было последнее, что я видел, прежде чем направиться к тебе. Ну а битва после этого… Ты, должно быть, догадываешься.
Лицо Клеарха не выдало всей глубины горя и стыда, нахлынувшего на него от этих слов. Все воинство эллинов сейчас нуждалось в его твердости. Весть уже расходилась по рядам, поэтому свои истинные чувства архонт скрыл и даже улыбнулся, хотя на вид при этом постарел на лет на десять.
– Да, сын мой, догадываюсь. А ты молодец, славно сегодня потрудился. Это важно.
– В самом деле? – переспросил Ксенофонт. В его голосе чувствовалась горечь, и архонт подбодрил его усталой улыбкой.
– А как же. Ты остался жив и завтра сможешь снова сражаться. А для меня это важно, так как лошадей у меня всего ничего.
Архонт огляделся, вновь различая на расстоянии темные квадраты движущихся полков – фигуры на доске игры, правил которой он более не понимал. От этой мысли судорогой дернуло желудок. Его соплеменники-эллины сейчас вдали от дома, окружены самым грозным войском мира во главе с богоподобным царем, имеющим все основания порезать их здесь на мелкие кусочки.
Клеарх издал язвительный смешок:
– Богам, как видно, в самом деле нравится нас испытывать?
Ксенофонт посмотрел на него с опасливой осторожностью, явно задаваясь вопросом, не сошел ли этот спартанец с ума.
– В дорогу, молодцы, – обратился к воинам Клеарх. – Мы на вражьей земле, окруженные со всех сторон неприятелем. В эту минуту нам остается единственно возвратиться к себе в лагерь. У меня там складной столик: не могу же я допустить, чтобы завтра он украсил какой-нибудь персидский шатер. Сейчас солнце садится прямо позади нас, значит, нас снова развернуло к востоку. Поэтому приказываю развернуться и ходко идти в лагерь. Если кто-нибудь будет вставать на пути, бросаться и уничтожать.
По всем рядам командиры эхом передали приказ, и построение развернулось на месте.
– Спартанцы, вперед! – рявкнул командно Клеарх.
Менон не преминул буркнуть что-то язвительное, что уже успело стать между ними чуть ли не ритуалом. Клеарх взял себе на заметку, если они оба выживут, дать ему по скуле или поставить кувшинчик вина – одно из двух. Кое-кто из людей Менона проводил выходящих вперед спартанцев скабрезными возгласами. Нет, наверное, все же по скуле.
* * *
Эллины к концу дня измотались. Это было видно по сбивчивому шагу; по тому, как копья волоклись по земле или на них опирались, как на пастушеские посохи. Лишь спартанцы держали свои копья острием вперед, готовые к броску. Потому Клеарх и выставил их вперед, несмотря на то что почти весь день они несли на себе основную тяжесть боя. По его оценке, уровень их подготовки был на порядок выше, чем у других. Это более всего ценится по окончании сражения, когда конечности людей тяжелеют, а ноги замедляются до ковыляния у тех, кто еще поутру ходил упругой поступью леопарда.
Плотным строем они шагали по неоглядному полю битвы, направляясь на запад. Тучи пыли по-прежнему клубились и росли вширь, скрывая врага из виду. Временами эллинам казалось, что они одни идут через огромную пустынную окрестность. Клеарх и Проксен высматривали персидские полки, что пришли на эту равнину вместе с Киром. Пересекая расположение, где нынче стоял Арией, они рассчитывали в любой момент его встретить. Но вокруг расстилался все тот же пустой однообразный простор.
По пути назад Клеарх мысленно вел счет шагам, хотя знал, что такие подсчеты при подвижном бое заведомо ненадежны. Он все еще не мог высчитать, где он в конце концов остановился, прежде чем повернуть обратно к лагерю. Там все еще оставалось свыше десяти тысяч беззащитных людей, ждущих их с надеждой. У многих из его людей среди них были друзья и возлюбленные, но ответственность лежала на архонте. Он не мог бросить их там на пагубу, поругание или рабство, хотя мысль об этом временами и проскальзывала.
Такова уж участь проигравших в битве. А Кир безусловно ее проиграл, если та весть правдива. Стиснув зубы, Клеарх отказывался даже представить тот вывих из победы в поражение, пока тот еще настолько свеж. Его эллины прошли толщу врага насквозь. Он сам не получил ни царапины (мечта любого командира, когда-либо обучавшего воинов: достичь такого превосходства во владении оружием, что на поле боя тебя невозможно остановить). Упустить победу при таком радостном стечении – нет судьбы более жестокой и горькой.
