30
В сосредоточенной тишине греческая колонна заскользила вниз по склону, удлиняя шаги на зыбучей осыпи. Кое-кто из лагерного люда неловко опрокидывался, но гоплиты, рассредоточившись, шли с прежней ровностью, осмотрительно делая шаг за шагом. Те, кто сзади, на случай нападения шли с еще большей осторожностью, но и их постепенно разбирала пьянящая эйфория. Горы оставались позади. Они живы. Люди начинали переходить с шага на скачки, все быстрее и быстрее. Воздух, и тот на вкус был слаще, чем промозглые туманы гор. Они смеялись и в восторге окликали друг друга, чувствуя все более теплое дыхание земли внизу. Скалы кардухов оставались позади кремневыми клинками, во всех смыслах.
Ксенофонт курсировал взад и вперед по флангам, увещевая людей собраться и двигаться ровным строем. Ему сейчас очень не хватало лошади. Все воины были когда-то мальчишками, смотрящими снизу на своих отцов. Нельзя ли вызывать в них подчинение, просто веля держать головы вверх в расчете, что у них пробудятся воспоминания детства? Было не так-то легко командовать большими группами людей на уровне их собственных глаз.
Снова появилось пространство для того, чтобы выстроить внутренний квадрат в пределах внешнего. Для людей было поистине утешением видеть вокруг себя прежние ряды, хотя много знакомых лиц в них отсутствовало. Сотни полегли в горах, а с десяток женщин были умыкнуты горцами в стычках, где их, вопящих, утаскивали прочь. Те, кто сейчас стоял на тех местах, выжили, но при этом не были свободны от воспоминаний, которые теперь будут преследовать их всю жизнь.
Ксенофонт ощутил, что состарился лет на десять. Он с глухой яростью поглядел на войско, что при виде него начало пробуждаться на другом берегу. Он не знал, чье оно, равно как и зачем пришло на эту равнину. Он был зол на эту рать, потому что она стояла у него на пути – а он устал от тех, кто осмеливался на этом пути вставать.
Терпеливо ждал приказаний Хрисоф, за спиной которого аккуратными прямоугольниками выстроились спартанцы. После всего перенесенного они смотрелись неухоженно. Дело было не столько в растрепанных бородах и толстых косах, сколько в ощущении того, что они измотаны и что даже их прочности близится предел. От этой мысли веяло тревогой. Ксенофонт полагался на их выносливость превыше всех остальных, посылал их первыми туда, где опасней и труднее всего. И тем не менее они были всего лишь людьми. Длинные красные плащи просвечивали дырьями и прорехами; хлопали рваниной там, где ткань была раскромсана или оторвана для перевязки ран. У многих спартанцев на груди, бедре или руке виднелись красные повязки, побуревшие от запекшейся крови. Вперемешку с ними стояли рабы-илоты, которые молча несли щиты и копья. Вместе они были доподлинной элитой, и Ксенофонт отдавал себе отчет, что, если б не пролитая ими кровь, он бы до этого места ни за что не добрался.
Они взирали на него без гневливости, в ожидании приказаний. В свою очередь, и он бестрепетно встречался с ними взглядом. Они играли свою роль безукоризненно, но справлялся с нею и он. Ксенофонт посмотрел через реку туда, где все еще собирались полки пехотинцев, приходящие в неистовство от близкого присутствия врага. Их было примерно в три-четыре раза больше, чем эллинских гоплитов, тысяч тридцать или около того – огромное, казалось бы, войско, но не для тех, кто стоял при Кунаксе. С учетом всего этого Ксенофонт указал на ту сторону и пожал плечами.
– Кто эти глупцы, смеющие противостоять нам? – отчеканил он гневно звенящим голосом. – Нам, кто беспрепятственно пронзал войско персидского царя! Кто прошел через горы кардухов и остался жив! Видно, подлец Тиссаферн еще не успел слопать всех своих почтовых птиц. Эти люди за рекой, видать, никогда еще не видели эллинов. Они понятия не имеют, что значит противостоять нам! – Он ощерился хищной ухмылкой. – Представляю себе их личины, когда они это поймут!
Даже сумрачные спартанцы отреагировали на это, представив себе трусливое смятение врага. В жизни они имели мало удовольствий, но это, безусловно, было одним из них.
Позади рядов Хрисофа в ожидании стояло большое каре эллинов.
Они тоже выглядели потрепанными и худыми, изношенными до самых сухожилий. Слишком уж долго они испытывали нехватку еды и слишком много дней у них проходило в битве за жизнь. Острия их клинков были притуплены, и многие из них уже и не помнили, когда мылись. И все же им сейчас от гордости распирало грудь, а их несломленная воля гудела струной.
Ксенофонт пристально оглядел реку. В это место привел их он. Для него это было тяжким бременем, но он не променял бы его на шанс выпить нынче вина в Афинах и заснуть в собственной постели.
– Идем со мной к реке, – позвал он Хрисофа. – Возьми с собой горстку гоплитов с самыми длинными копьями и нескольких щитоносцев, чтобы их прикрывать. Мы отыщем брод и покажем этим приспешникам персидского царя, кто мы такие.
Вместе с ним к берегу реки подошел небольшой отряд. Отсюда можно было рассмотреть знамена – незнакомые глазу, они сонно колыхались на ветерке по ту сторону. На воинах были плащи с пластинами, как у персов, но символы на флагах нельзя было разобрать, и сами они смотрелись как-то мельче. При виде такого сонмища сложно было не впасть в уныние, но Ксенофонт заставил себя разгуливать берегу непринужденно, как будто не видел никакой угрозы.
Река оказалась гораздо шире, чем он предполагал: до другого берега было не меньше сотни шагов. Быстрым было струистое течение, придающее живым переливам воды прихотливые формы. На той стороне наглый враг, видимо, решил проверить порог стрельбы и выслал вперед группу лучников – всего около тридцати, – которые, подойдя как можно ближе к урезу воды, натянули свои луки. Ксенофонт был вынужден укрыться за двумя бронзовыми щитами спартанцев, стараясь не реагировать на шипение и глухой стук железных стрел, нацеленных на убийство.
В промежутках между залпами гоплиты опускали в воду свои копья, но ни одного места, подходящего для переправы, не обнаруживалось. Длинные древки из раза в раз исчезали в бурной воде вместе с держащими их руками. Когда один из копейщиков, зашипев, с ругательством выдернул из себя стрелу, эллины отошли за порог стрельбы. Ксенофонт чувствовал, что на него выжидательно смотрит Хрисоф. Толком не зная, как действовать дальше, он растерянно поднимал брови. Судя по всему, неприятель знал эту реку не лучше эллинов. Войско проделало свой долгий путь по призыву персидских хозяев, но точно так же не знало, где здесь могут быть броды. А без места для переправы ответить на вызов Ксенофонт в любом случае не мог.
Возвращаясь к ждущим эллинам, Ксенофонт чувствовал себя несколько подавленно. При таком раскладе поиск придется продолжить. С высоты перевала, покуда хватало глаз, он не замечал ни одного моста. Им придется разыскивать место, где у реки есть отмель или какой-нибудь древний выступ камня или гравия, служащий препятствием водному потоку. Наименее привлекательной была перспектива ночлега на этой голой равнине.
Ветер набирал силу, все настойчивей теребя волосы и складки одежды. Однако самой насущной для греков была потребность в пище.
