– Здесь чехол из-под ночной рубашки и футляр для туалетных принадлежностей, – покачала головой Мадемуазель, – причем с губкой для мытья. Мадам сказала, что сложила в небольшую корзинку лишь самые необходимые вещи. Давай уберем все в шкаф до возращения мисс Сары после каникул.
– Говорят, у ее опекуна куча денег, – нагловато заметила Элис. – Купит девчушке новую рубашку, не обедняет. Постелить чистые простыни на эту кровать? Здесь ведь спала мисс Миранда, верно? Какая была милая девочка! Настоящая богачка, но ничуть не высокомерная – любила посмеяться со мной и Минни.
Неумеха Элис была невыносима.
– Нет. Сними белье и аккуратно накрой покрывалами. Comme ça
[30]. Миранда больше никогда не переночует в этом доме…
– И почему Сара не надела это миленькое синее пальто с меховым воротником в воскресное утро? Тринадцатилетние девочки, скажу я вам, не очень-то смыслят в одежде.
– Мисс Сара уехала в спешке, и ее выбор одежды в дорогу не должен тебя волновать, Элис. Пожалуйста, вытри пыль, а то скоро уже обед. – Диана глянула на остановившиеся часы на мраморной каминной полке, рядом с которыми стояла фотография улыбающейся Миранды в серебряной рамке. В отличие от большинства снимков, этот казался поразительно живым и реальным. Элис обиженно молчала, протирая пыль, а Мадемуазель задумчиво смотрела на портрет Миранды. – Элис, – вдруг обратилась она к горничной, – ты приносила мисс Саре завтрак в воскресенье утром?
– Да, мисс. По просьбе Минни.
– Надеюсь, она съела яйцо и немного фруктов? Накануне бедняжка мучилась из-за мигрени и отказывалась от пищи.
Элис, совершенно позабывшая об указаниях Минни по поводу завтрака для болеющей девочки, и вовсе ничего ей не принесла, однако кивнула в ответ, почему-то считая, что это менее серьезный грех, чем ложь озвученная. Вообще ей уже надоели капризные воспитанницы колледжа. Заканчивая вытирать пыль за двумя кроватями, Элис решила, что после Пасхи найдет себе работу официанткой.
Во вторник Диане де Пуатье совсем не спалось. Луна, большая и сверкающая, проникла серебристым лучом между слегка раздвинутых занавесок в окно, выходящее на часть западного крыла. Тусклый свет горел в комнате Минни, остальное же здание, насколько она видела, было погружено во тьму. Перегнувшись через подоконник, Диана разглядела крутую шиферную крышу, мерцающую под луной, и за ней низенькую башню, чернеющую на фоне неба. Неужели луна, находящаяся в миллионах миль от Земли, и правда влияет на мысли и даже действия людей?.. Диана снова легла в кровать, но тишину прорезал писк комара, летающего над подушкой. Заснуть никак не удавалось. Едва закрыв глаза, девушка начала думать о маленькой Саре. Может, и она сейчас не спит из-за яркого света луны? Каким был ее опекун, скрывающийся за маской очаровательного джентльмена с хорошими манерами? Куда он увез ее на каникулы? Какое будущее ждет одинокого нелюбимого ребенка? Лишь Миранду любила Сара, лишь Миранда хоть изредка могла заставить Сару улыбнуться, а сейчас и самой Миранды уже нет… Миранда… Овальная рамка с ее фотографией, стоявшая на каминной полке, представляла для Сары наибольшую ценность среди всех ее вещей.
– Представляете, Мадемуазель! Это подарок Миранды мне на день рождения!
– Не хочешь раскрасить фотографию, Сара? Ты хорошо управляешься с кисточкой, – предложила Мадемуазель. – Волосы у Миранды такого замечательного цвета – как спелая желтая кукуруза.
– Не думаю, что Миранде это понравится, Мадемуазель. Ирма Леопольд хотела сделать ей кудряшки для снимка, но Миранда сказала: «Только прямые, как дома. Малыш Джонни не узнает свою сестру с кудрявыми волосами».
А в тот раз в Ботаническом саду Балларата… Память услужливо подсказывала яркие моменты.
– Сара, у тебя карман раздулся, будто там жаба!
– Нет, Мадемуазель, как можно?!
– Тогда что там?
– Фото Миранды, Мадемуазель. Только не смейтесь, пожалуйста! Если Бланш с Эдит узнают, они будут дразниться. Просто я повсюду беру ее с собой, даже в церковь, – маленькая овальная рамка умещается в карман. Пообещайте, что не скажете Миранде. – Маленькое заостренное личико покраснело и приняло серьезное выражение.
– Почему нет? – засмеялась Диана. – Это amusante, ça
[31] – меня вот никто никогда не брал с собой в церковь в кармане.
– Потому что Миранда огорчится, – искренне ответила девочка. – Она говорит, что пробудет здесь недолго, и я должна научиться любить других людей, а не только ее.
Что же такого могло произойти в воскресенье утром, чтобы Сара забыла взять фотографию с каминной полки?.. Все из-за спешки, Элис, я тебе только что сказала. Мисс Сара спешила и поэтому забыла ночную рубашку. Ночную рубашку, футляр с туалетными принадлежностями. Их легко могли забыть возбужденный ребенок и совершенно недомовитый взрослый, помогавший складывать вещи в небольшую корзинку. Только не рамку с портретом. Никогда и ни за что Сара ее не оставила бы. Возможно, бедняжка серьезно заболела? Так серьезно, что мадам об этом умолчала? А опекун, поклявшийся держать все в тайне, увез девочку в больницу?
От дуновения ночного воздуха заколыхались кружевные занавески. Диане было холодно, ужасно холодно. И страшно. Набросив на плечи халат, она зажгла свечу и села за туалетный столик, чтобы написать письмо констеблю Бамферу.
В среду днем, двадцать пятого числа, последние экипажи Хасси увозили последних воспитанниц колледжа. Молчаливые комнаты полнились кипами бумаги, разбросанными заколками, обрывками лент и тесемок. Камин в столовой остыл, гвоздики в высоких вазах держались на последнем издыхании. Старинные напольные часы на лестничной площадке издавали такой громкий звук, что миссис Эпплъярд казалось, будто она слышит их бесконечное тиканье через стену кабинета. Минута за минутой, час за часом, словно сердце бьется в уже мертвом теле.
В сумерках Минни принесла почту.
– Сегодня с опозданием, мэм. Том говорит, из-за пасхального расписания поездов. Задернуть вам шторы?
– Как хочешь.
– Тут есть письмо для мисс Ламли, заберете его?
Директриса протянула руку.
– Придется разузнать адрес ее брата в Уоррагуле.
Кто, кроме семейки Ламли, способен умереть, не оставив адреса? У Доры Ламли вечно была неразбериха с письмами. Миссис Эпплъярд смотрела на плотные шторы, закрывавшие вид на сумеречный сад, и думала о том, как мало на самом деле вещей в жизни остаются в изначально запланированном для них порядке. Можно организовать и расписать заранее каждый час, и все равно верх возьмет путаница. Нет в существовании никакой определенности, ничего тайного, ничего надежного. Взять хотя бы людей вроде Доры Ламли или маленькой Сары. Такие слабовольные… держишь их под строгим контролем, а стоит отвернуться, и они от тебя ускользают… Директриса машинально взяла стопку писем и начала их сортировать. Пара-тройка посланий были для работников: одно для Мадемуазель, написанное тонкими сиреневыми чернилами Луи Монпелье, цветная открытка для Минни из Квинсклиффа, баснословный счет от пекаря в грязном конверте. Никаких чеков. Сразу после Пасхи придется поехать в Мельбурн и продать несколько акций, а заодно посетить и Расселл-стрит. Самое время для конструктивных действий.
