Все это, собственно, несущественно. Самой важной деталью является цвет.
В связи с убийством Улофа Пальме никто никогда не слышал, чтобы люди говорили о Человеке в коротком пальто или о Человеке в длинном пальто. Но зато все, кто имел к этому хоть какое-то отношение, слышали о Человеке в бежевом, единственном свидетеле покушения, которого так и не смогли идентифицировать.
Соответственно, пальто было бежевым. Его оттенок был ближе к коричневому, чем к белому. Можно добавить, что на пальто была магнитная метка, и, соответственно, я полностью за него расплатился, хоть и крадеными деньгами. Это пальто заставило полицию безрезультатно искать меня на протяжении месяцев и лет. Вот он я. Если хотите, можете мне позвонить, но все, что я знаю, все равно будет постепенно изложено на этих страницах.
* * *
Когда я поднимался по мраморной лестнице в роскошном новом пальто, я в первый раз почувствовал, что у меня есть право там находиться. Не какой-то зачуханный житель подземелья, закутанный в потертый мех, а хорошо одетый деловой молодой мужчина. Я позвонил в дверь Ларса и, пока он шел к двери, попытался принять такую позу, которая бы соответствовала пальто. Ларс не заметил моего преображения, но, когда я сказал, что у меня для него кое-что есть, он, немного посомневавшись, пригласил меня войти.
В квартире было хорошо убрано, нигде не было ни единого пятнышка. Коврики выглядели свежепостиранными, и все, что могло блестеть, блестело. Кухонный стол с мойкой, который я заметил еще из прихожей, был таким стерильным, что на нем можно было проводить хирургические операции.
Ларс выглядел измученным. Я снял пальто и повесил его на крючок. Несмотря на чистоту, прихожая была захламлена. На крючках висело много одежды, а полка для обуви была набита битком.
В основном это была женская и детская одежда и обувь, так что несложно было сделать определенные выводы. Когда я повесил пальто поверх маленькой джинсовой курточки, то нарушил этот тщательно продуманный музейный порядок. Стянул с себя ботинки и поставил их рядом с зимними сапогами с загнутыми вверх носками, напоминающими традиционные саамские сапоги. Затем я последовал за Ларсом на кухню.
Окно в кухне выходило на запад, так что здесь не было брезента и ничто не мешало солнечным лучам проникать в жилище. Из-за этого металлические и лакированные поверхности сияли так, что пришлось зажмуриться, когда я сел на стул, который придвинул мне Ларс.
Я оттопырил нагрудный карман на рубашке, достал кольцо и протянул его Ларсу. Глаза его расширились, и он прочел надпись на внутренней стороне.
– Как оно к тебе попало?
– Его дал мне Томас. Сказал, чтобы я отдал его тебе.
Ларс принялся внимательно разглядывать кольцо, которое он крутил и вертел в руках. Мой взгляд упал на номер газеты «Дагенс нюхетер», который лежал на столе и выглядел необычно. В заголовке упоминался Уотергейтский скандал, и я ничего не понял, пока не увидел дату: 18 апреля 1973 года.
С торжеством собственника, достойным Голлума, Ларс надел кольцо на безымянный палец левой руки, а я спросил его:
– Что это за кольцо?
Охрипшим голосом Ларс ответил:
– Обручальное кольцо моего дедушки по отцовской линии. А у Марианны было кольцо ее бабушки по материнской линии. Мы хотели, чтобы время… – Он начал всхлипывать и не смог договорить из-за рыданий, и слезы снова беззвучно потекли по его щекам, когда он смотрел на свою руку, украшенную кольцом. Мне стало нехорошо, и я спросил, где у него туалет.
Ларс показал в сторону прихожей, и я встал со стула. По дороге в туалет я прошел комнату, дверь в которую была открыта, и заглянул туда.
На стенах висели плакаты с Чипом и Дейлом, Балу и Маугли, и, что было несколько неожиданно, там также висел большой портрет Повела Рамеля
[25] в яркой кепке. На полу стояли собранные или полусобранные конструкции из лего, с потолка на лесках свисали пластмассовые авиамодели. Детская комната, комната мальчика, Томаса – даже здесь все сохранялось, как в музее.
Но что-то не сходилось. Мама Томаса умерла, когда ему было одиннадцать лет, и после этого он по-прежнему жил с отцом, пока тот не возненавидел жизнь и все не разбилось вдребезги. Но комната, которую я видел, не была комнатой подростка. Даже не комнатой одиннадцатилетнего мальчика. Если бы меня спросили, я бы сказал, что это комната восьмилетнего ребенка.
Ларс не сохранял – он воспроизводил.
Я пошел в туалет, и, уже понимая, что происходит, узнал там коврик с узором из ромбиков, который у меня тоже был в детстве. Дизайн тюбика зубной пасты «Пепсодент», который лежал на раковине, отличался от современного. Я спустил воду в унитазе и вернулся к Ларсу – он так и сидел за кухонным столом, поглощенный разглядыванием собственной руки.
– Когда у Томаса день рождения? – спросил я.
– Восемнадцатого апреля.
Ларс посмотрел на меня таким взглядом, в котором читалось: он понял, что я понял. Я махнул головой в сторону газеты на столе и спросил:
– И давно это с тобой?
– Пару месяцев.
Предположительно, именно столько Ларс общался с тем, что было в прачечной. Параллельно с тем, как он возвращался там к лучшим минутам своей жизни, он также пытался воссоздать декорации этих минут в обычном мире.
– Какой в этом смысл? – спросил я.
Взгляд Ларса снова затуманился легкой дымкой безумия, и он ответил:
– Я почти там.
– Что ты имеешь в виду?
– Я знаю, что я имею в виду.
Он явно не планировал делиться со мной этим знанием и вместо этого снова начал рассматривать кольцо. Не без раздражения я сказал Ларсу:
– Томас о тебе беспокоится.
Не поднимая глаз, Ларс сказал:
– Думаю, тебе пора идти. Спасибо, что принес кольцо.
* * *
Позднее тем же вечером я глубже постиг значение начинания Ларса, но прежде, чем рассказать об этом, я должен поведать кое-что о фокусах.
Я ведь должен был выступать на новогоднем вечере. Покупка пальто истощила мои ресурсы, и я не мог быть уверен, что Томас отдаст мне остаток денег, так что нельзя было пренебрегать этими полутора тысячами за выступление.
Когда вернулся от Ларса, вытащил реквизит, чтобы репетировать. Я не выступал на корпоративах уже очень давно, к тому же восьмиминутных номеров, которых хватало на улице, здесь явно было недостаточно. Мне нужно было как минимум пятнадцать минут и желательно что-то подходящее конкретному заказчику.
«Онгпаннефёренинген», «Общество паровых котлов», что это за хрень такая? Я сглупил и не спросил об этом их сотрудника, который звонил мне и пригласил выступить. Сделал вид, что в курсе. Предположил, что паровыми котлами они вряд ли торгуют, но что они тогда делают? Это общество типа масонов? Преданные поклонники паровых котлов? Я решил плюнуть на специализацию предприятия и сконцентрироваться на концепции Нового года. Выступление, которое опирается на то, что что-то старое исчезает и волшебным образом заменяется чем-то новым. Что-то о времени.
