– Конечно. Обещаю.
– Хорошо. Спасибо.
Он медленно пошел через двор к своей двери, и я вернулся к остальным. В прачечной мы просидели почти всю эту долгую ночь: спокойно выпили шампанского, потом продолжили разговаривать и постепенно также осушили кофейник. А нам было о чем поговорить: хотя луг и давал нам отличное представление друг о друге, это не означало, что все детали на своем месте. Оставалось много вопросов и совершенно честных ответов. Ничего другого не оставалось.
* * *
Было уже больше трех часов ночи, когда я вернулся домой в изнеможении и в эйфории. Последним, что мы решили, было то, что отныне в нашей группе можно будет самостоятельно определять способ путешествия. В одиночку, с кем-то еще или целой компанией. Мы провели последние десять минут, составляя список телефонов. Когда я вернулся домой, приклеил его скотчем к стене над телефонным аппаратом. Потом сел в кресло за письменным столом и смотрел на список. Моя команда.
Сочетание кофе и эйфории прогнало сон, несмотря на усталость. Я сидел, скрестив ноги, на полу, вытащил докторский саквояж и вывалил на пол его содержимое. Просмотрел все бумажники и кошельки. Как я уже говорил, там было шесть тысяч двести. Кроме того, там были купоны на обед на восемьсот крон и сорок долларов. Даже три презерватива, так что, возможно, еще одна часть вечеринки у кого-то в фирме не задалась. Теперь я называл это фирмой.
Я положил деньги, купоны и презервативы в ящик стола, а затем бросил все бумажники вместе с фляжками в мешок из продовольственного магазина. Слишком легко опознать. Я выбросил даже все перчатки за небольшим исключением. В конце концов пошел и опустил пакет в мусорный контейнер.
Вытащил матрас, постелил белье, закутался в одеяло и лежал, глядя на список телефонов. Моя команда, мои самые близкие люди. Я мог позвонить любому из них в любое время. В тот момент, когда я начал действительно задумываться о том, не позвонить ли кому-то, например Оке или Петронелле, телефон зазвонил сам. Я быстро встал с кровати и поднял трубку.
– Слушаю, это Йон.
– Черт побери, какой у тебя бодрый голос!
Я не получал никаких вестей от барда больше недели и думал, что он забыл или бросил меня.
– Да, – сказал я. – Сейчас все хорошо.
– Приятно слышать. Просто хочу пожелать счастливого Нового года. Я сейчас направляюсь на юг. Знаешь, как перелетные птицы.
– Да, я давно не видел тебя в туннеле.
– Разве ты не говорил мне, что Сигге пришел?
– Да.
– Но я же сейчас там не стою, дурачок.
– Но я слышал тебя в какой-то момент после…
– После чего?
– После того, как это случилось. Ты играл «Со мною всегда небеса…»
– Да, черт возьми. Это песня Сигге. Одна из многих. Застреваешь как-то. Так что теперь я направляюсь на юг, как я уже сказал. Удачи тебе.
Я не мог даже возразить или попросить его объяснить – просто сидел, прислонившись головой к трубке, когда соединение прервалось. Я слишком устал, чтобы спрашивать дальше, и если бы даже успел попросить его о чем-то, прежде чем он исчез, то это был бы совместный сон, соединенный телефонными проводами, как мы уже делали. Теперь – в последний раз. Теперь приходилось справляться самостоятельно. И в конце концов мне это удалось.
* * *
Новый год начался с того, что в десять часов утра снова зазвонил телефон и произошел еще один разговор с министром развлекательных дел. Соврав как следует, я снова упал в постель. Зыбкие воспоминания ночи струились в голове. Я уснул с улыбкой на губах и проснулся не раньше двух часов.
Я взял на себя задание, которое нужно было выполнить к пяти часам. Во время разговоров за шампанским и кофе мы, среди прочего, обсуждали вопрос о Паре мертвецов, поскольку их начинания угрожали привлечь внимание к нашей тайне. Нельзя ходить по городу и кровоточить почем зря. Пара мертвецов отказалась присутствовать на встрече, а мы почти ничего о них не знали.
Эльса сообщила об одном обстоятельстве, о котором я не знал. Если вы путешествуете по лугу достаточно близко к другому человеку, то какая-то часть одного из этих людей остается на лугу. Больше как тень, возможно, до тех пор, пока вся кровь не будет израсходована. Пара мертвецов забронировала время в четыре часа в новогодний день. Поскольку это я поднял этот вопрос, а также потому, что из моего окна была хорошо видна прачечная, я добровольно вызвался проследить за ними и попытаться разведать, чем они занимаются.
Я сварил кофе и съел пару бутербродов с плавленым сыром – восхитительных на вкус. Последний раз я ел в обед предыдущего дня, потому что «Общество паровых котлов» не посчитало нужным мне что-нибудь предложить. Снова пересчитал деньги и впервые почувствовал, что финансово обеспечен на долгий период.
Около шестнадцати часов я увидел, как Пара мертвецов зашла в прачечную. На этот раз у них на одежде не было пятен крови, но они опирались друг на друга, словно двое приговоренных к казни на пути к эшафоту. Я сел у окна и стал ждать.
После сбора у меня по-прежнему было мутно в голове, сонные мысли крутились вокруг связи между бардом, ребенком и «Со мною всегда небеса», и, возможно, я на некоторое время задремал и проснулся как раз тогда, когда дверь в прачечную открылась и Пара мертвецов перевалилась через порог во двор. Очевидно, в этот раз крови тоже не было. Лизун забрал все. Они истекали кровью на лестнице по причине каких-то своих дел в обычном мире. Я следил взглядом, как они шагают со двора к двери. В тот момент, когда дверь снова захлопнулась, побежал в прачечную.
Там все еще оставались следы вчерашнего праздника, и я быстро махнул оставленного в бокале шампанского, прежде чем открыть внутреннее помещение и войти внутрь.
Пара мертвецов вела себя небрежно. Нож не был вымыт, а на полу рядом с ванной появилось пятно крови. Когда я стоял у раковины, чтобы ополоснуть нож, дверь открылась и вошла Петронелла.
– Привет, – сказала она. – Можно с тобой?
– Естественно. Но нужно поспешить.
Сразу после этого мы встали на колени рядом друг с другом и наклонились над ванной. Я порезал предплечье ей, а она – мне. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись, затем опустили руки в черноту.
* * *
Первое, что я вижу, – толстая дама Петронеллы стоящая, покачиваясь, рядом со мной. Руки кажутся короткими, их отталкивает в сторону грушевидное тело. Кожа ее мерцает как если бы она была посыпана блестками. Ее здешнее совершенство не может быть перенесено в земной мир.
Но есть и другой образ, и, к моему удивлению, он только один, а не два. Он затуманен, как пейзаж, окутанный внезапно наступившими сумерками, все движется к ночи, и скоро остается лишь тень. Мое первое впечатление было неправильным. Образ состоит одновременно из двух и в то же время остается единым – симбиоз в процессе становления. Невозможно распознать черты лиц Пары мертвецов, так как их лица слились воедино. Один сосок женщины слился с одним из сосков мужчины Другой проник в руку, которую мужчина положил ей на грудь, и сидит на его ладони как темно-красный нарыв. Она сама так глубоко засунула руку ему в горло, что его губы которые наполовину ее, сосут ее локоть. Ноги перепутались, и у них одна кожа, поэтому невозможно сказать, чья где. Пенис исчез где-то в слоях кожи.
