Из всех возможных причин именно передозировка морфина казалась наиболее вероятной причиной их смерти. Они накачивали себя все больше и больше, чтобы выдержать то, что уже сделали, и двигаться дальше. Не успели сказать друг другу ни слова, когда это произошло, но, когда приблизилось время их последнего сна, они смотрели друг другу в глаза и улыбались друг другу любящей улыбкой. Они сделали то, что сделали, или, по крайней мере, сделали все, что могли. Теперь наши труды закончились, так что спи спокойно, мой друг. Если бы это зрелище не было так отвратительно, оно даже могло меня захватить.
Это может показаться абсурдным, учитывая то, что я уже написал ранее, но, когда я закончил смотреть запись, меня впервые пронзила мысль: луг опасен. От этой мысли я перешел к мысли о Ларсе. Уже в новогодний вечер части его личности были скрыты от меня, и, например, револьвер стал для меня неожиданностью. Судьба погибшей пары показала, насколько далеко луг может нас завести.
Было уже двенадцать, когда я поднял трубку, но я знал, что Томас тоже обычно полуночничает. У него часто возникали проблемы со сном. Он ответил только после третьего гудка. После нескольких вступительных фраз я сказал:
– Слушай, я уверен, что твой отец убьет себя.
– Ну а что, черт возьми, я должен с этим делать?
Я не рассказал Томасу всего, что знал о Ларсе, потому что это могло выдать секреты. Просто в общих чертах говорил о том, что он тоскует. Теперь я вступил на еще более опасную почву и сказал:
– Все, что он делает, связано с тобой. Он пытается вернуть минуты, которые вы переживали вместе. Твой девятый день рождения.
На несколько секунд повисла пауза. Возможно, Томас пытался вспомнить этот момент или просто осмыслить, что я только что сказал. Я почувствовал, что его тон немного смягчился, когда он спросил:
– О чем ты говоришь? Как он может это вернуть?
Я нашел нейтральный ответ:
– Он думает, что может. Думает, что всё в порядке. Купил все, что у тебя было. Твои подарки. Все. И планирует покончить с собой, когда все окажется на своих местах.
– Что это, черт возьми, за идея? Как он это только вообще придумал?
– Не знаю. Он так ужасно по тебе скучает.
– Он не хочет ничего знать обо мне.
– Думаю, что ты неправ, и думаю, что ты должен его навестить. Я могу пойти с тобой.
– Почему ты о нем беспокоишься?
Ответ, который я дал, несколько удивил бы меня всего несколькими месяцами ранее:
– Потому что я беспокоюсь о тебе.
У Томаса никогда не было привычки объяснять свое поведение или свои решения, и поэтому он неожиданно и совершенно естественно сказал:
– Я приду завтра в семь.
– Отлично. Увидимся.
– Спокойной ночи, ублюдок.
* * *
Я все еще хорошо спал в ту ночь. То, что я писал о трудностях сна, перестало быть актуальным с тех пор, как я начал путешествовать. Если у вас на физическом плане все в порядке, то, скорее всего, заснуть вам не дают мысли. Поскольку я перестал думать о себе и своих недостатках, сон обычно приходил быстро.
Я начал день с того, что пошел к Эльсе и кратко пересказал, что видел на пленках. Мы договорились, что их надо будет уничтожить, и я взял на себя обязательство позаботиться об этом.
Когда вернулся домой, сел на пол перед телевизором. Взял одну из кассет и отогнул защиту на внешней стороне, после чего начал вытягивать пластиковую ленту с магнитными канавками. На это потребовалось больше времени, чем я ожидал, и когда я вытащил ленту полностью, на полу лежала гора пленки. Я взялся за следующую. Потом за следующую.
Я ненадолго остановился перед тем, как взяться за первую кассету, вспоминая, как похолодели мои члены, когда я наблюдал за сценой в душевой. Посмотрел на кассету, на стол. Это было слишком опасно. Эту пленку я тоже уничтожил – и гора стала еще больше.
Наконец я нажал кнопку «Eject»
[30] на камере и вынул последнюю пленку. Ее я тоже подержал в руках некоторое время. Не то чтобы я хотел увидеть это снова, нет, уважение к усилиям Пары мертвецов – вот что остановило мою руку. Они пострадали за свое дело, и в качестве доказательства для тех, кто остался, оставили пленку. Я хорошенько подумал. Тем, кто остался, нельзя было показывать эту запись, здесь она была просто доказательством, и на записи были мы с Эльсой и Оке. Я с усилием, так что заскрипели катушки, вырвал пленку и бросил ее в кучу. После этого запихнул весь этот салат из пленки в пакет из магазина.
На кладбище святого Юханнеса было пусто, и я вывалил кучу пластиковых петель в угол между лестницей и стеной. Смял газету, которую взял с собой, положил ее в кучу и поджег. Подождал, пока не убедился, что пленка занялась, и ушел. Когда вышел на улицу Дёбельнсгатан, обернулся через плечо и увидел столб черного дыма, как от жертвенного костра, взмывший рядом с витражными окнами.
* * *
Почему ты беспокоишься?
Я не знал точно, почему сунул свой нос в отношения между Томасом и Ларсом. То, что я сказал Томасу, было правдой: я беспокоился о нем. Но не так сильно. После разговоров с Ларсом я также беспокоился и о нем, но в нашей компании оставались другие, которые были для меня важнее, потому что я путешествовал с ними, проводил с ними время.
Может быть, это было связано с моим собственным отцом. Они с матерью расстались, когда мне был год, и с тех пор у нас были только случайные контакты. Я приезжал к нему в Сёдерсвик один или два раза в год, а иногда он приезжал в Блакеберг. Визиты становились все реже по мере моего взросления, и с тех пор, как я переехал в город, мы не виделись и не перезванивались. Обычно он приезжал в Блакеберг на мой день рождения, и у меня остались приятные воспоминания о девятом или десятом дне рождения, когда я получил от него в подарок пишущую машинку, которую потом два года использовал для ведения дневника.
Может быть, это было связано, а может, и нет. В любом случае, было глупо, что Томас и его отец так удалились друг от друга, притом что, как я понял, с обеих сторон было стремление к чему-то другому.
Когда Томас постучал в мою дверь в десять минут седьмого, у него в руках был пакет из государственного винного магазина.
– Папаша любит виски.
– Да, знаю. Мой тоже…
То, что Томас сделал такой примиряющий жест и сходил в винный магазин, было хорошим знаком, все было лучше, чем я думал. Из этого могло бы выйти что-то хорошее. Было бы неплохо столкнуться с чем-то хорошим после переживаний последнего дня. Мы пошли в подъезд к Ларсу, к счастью, это был не тот же подъезд, где жила Мертвая пара. Я, наверное, по-настоящему почувствовал бы зловоние, даже если бы его не было.
Томас разогрелся парой глотков из бутылки и был в хорошем настроении. Когда мы поднялись по лестнице, он спросил:
